Володя Богданович положил передо мной не совсем понятный опломбированный прибор.

– Вот, – сказал Остриков, – фиксирует превышение скорости на всех участках пути. По прибытии открывается, и лента с графиком твоего движения вручается ревизору. Вот так-то: едешь-едешь, а захочешь дернуться, сделать что-нибудь, что тебе не предписано, сто раз подумаешь. Внутренний шпион. Не знали про него?

– Не знал.

– А интересно, правда?

– Правда.

– А почему, хотите скажу?

– Ну, скажи.

– Деталь машины, а на размышления наталкивает. Причем – о человеке. Точно?

– Точно.

– Ну ладно, счастливо, – сказал неожиданно Остриков, – мне уже пора.

Он оставил нас одних со своим товарищем в громадном высоком зале локомотивного депо, куда мы вышли из мастерской. Цеховой пролет был так велик, что, несмотря на то, что в разных местах копошились люди, слышался гул их работы, откуда-то сверху, справа, от электрода сварщика сыпались гроздья оранжевых искр – все равно казалось, здесь очень просторно, почти пустынно.

Как стая умных зверей, стояли на разных путях локомотивы, упершись взглядом в широкие запертые ворота. Сразу за ними начиналось хитросплетение бесконечных серебристых звенящих рельсов, опоясывающих страну, сразу за ними для быстрых сильных машин начиналась свобода.

Но сюда они попадали больными.

Будто вскрывая грудную клетку, с локомотива снимали капоты. Потом извлекали негодный дизель – весь в окалине, металл искорежен, – словно надорвавшееся от непосильной работы сердце. Маслопровод и теплопровод, как сосуды изношенные – еще немного, чуть-чуть, и лопнут.

Охватив стальной цепью и зацепив крюком, дизель на лебедке подняли вверх. Недолго и плавно проплыв по воздуху, он попал в руки людей, и они приняли его бережно, как живого.

Володя Богданович встал рядом с ним, постоял молчаливо.

– Когда кольца в цилиндрах стачиваются, – сказал он, вытирая ветошью руки, испачканные мазутом, – масло может наружу выхлестнуть и загореться.

Ему явно нравилось вот так стоять рядом с огромным машинным сердцем – сам небольшой, а хозяин.

– А то, что работа грязная? – спросил я.

– Ну что ж, что грязная. – Он задумчиво вытирал руки нитяными концами. – Вон как Геннадий Федорович говорит, – он улыбнулся, – человек тоже когда-то был создан из грязи, а не захочет – никакая грязь к нему не пристанет.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.