– А музыку я люблю хорошую. И песни, какие мамка поет, когда невеселая. У меня дома хромка старенькая осталась от отца. Так я на ней на всех свадьбах и вечерках играл... А как увидел тут баяны, аж сердце зашлось! Убьюсь, думаю, а куплю настоящий баян!.. И сплоховал вот... Вас подвел и пацанов в группе...
Нахлобучив на непокорные светлые вихры смятую белую кепчонку, зашагал по лужам, угловатый, широкоплечий...
Многие годы работы с подростками раскрывали передо мною удивительные, подчас неожиданные стороны их характеров. Противоречивые, наполненные взрывчатой энергией возраста,
ребята всегда поражали меня, прежде всего своей непосредственностью. До болезненной остроты – жаждой справедливого к ним отношения. Кипучая душевная энергия могла разрушить подростка – или создать заново весь его внутренний мир. Она порождала пронзительную и бескомпромиссную прямоту суждений, трудноуловимую для взрослых логику самопознания.
Я никогда не торопился наказать мальчишку или осудить его за странную выходку. Сквозь, казалось бы, несложную и однообразную жизнь своих питомцев мне хотелось разглядеть причины плохого или хорошего поступка, скрытые пружины наивного и мудрого механизма.
Как необходимо мастеру завоевать доверие подростков!
Однажды по не зависящим от нас причинам группа не могла вовремя выехать с места практики. Деньги кончались. Ехать предстояло три дня. Давать телеграмму в училище было поздно. Видя мой хмурый взгляд и унылое настроение, ребята присмирели и нахохлились, уйдя в невеселые мысли.
Не унывал, казалось, лишь удивительно беспечный Вася Цыганков. Как рыба в воде чувствовал он себя среди пассажиров крохотного зала ожидания – в своем новеньком матросском бушлатике с горящими пуговицами и в расклешенных брюках, туго перехваченных ремнем с сияющей, как солнце, бляхой.
Этот бушлат был предметом величайшей гордости Цыганкова.
Подарок «братана», служившего на флоте, Васькина форменка вызывала у всех ребят в группе добрую зависть. На фоне потрепанных одежонок бушлат Васькин выглядел на редкость эффектно и красиво. Цыганков это прекрасно понимал и явно красовался перед стайкой девчонок, бросавших в его сторону отнюдь не равнодушные взгляды.
Возле станционного толпились бородатые мужики - шабашники, выпивали, закусывали, не обращая на нас ни малейшего внимания. Васька о чем-то с ними разговаривал, издали бросая на нас загадочные взгляды, и не подходил к нам до самого отхода поезда.
Каково же было мое удивление, когда, погрузившись в вагон, мы недосчитались нашего Цыганкова. Он появился спустя полчаса в одной ковбойской рубахе, из распахнутого ворота которой выглядывала матросская тельняшка.
Улыбнувшись мне, протянул свернутые тугим комком деньги. А ребятам бросил на столик увесистый сверток с салом.
– Это вам от мироедов... Низко кланяться изволили...
Притихли сразу ребята.
– Зачем ты это сделал, Вася? – спросил я.
Васька только шутливо отмахнулся.
– А ну вас! Подумаешь, сокровище, какое – бушлат! Скоро сам в армию пойду... Другой дадут... Новенький!..
Этот случай заставил меня о многом задуматься. Попробуй кто из ребят дома, в училище, .попросить у Васьки бушлат. Он не расстался бы с ним ни за что на свете. А тут без тени сожаления, понимая крайность нашего положения, мальчишка простился с подарком брата. Эта, может быть, на первый взгляд не ахти какая жертва, принесенная ради своих товарищей, была еще и обязывающим ко многому свидетельством уважения Цыганкова ко мне. Он прекрасно понимал, что в той ситуации, в которой очутилась группа, труднее всех было мне. И, как мог, он сумел облегчить положение группы и мое.
Это уважение друг к другу я считаю наиболее важным в отношениях мастера-наставника и его питомцев.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.