К Симакову подошел одетый в штатское оперативник. Он сказал что-то, чего я не расслышал.
Оперативник удалился, и Симаков вновь обратился к Юрковскому, неожиданно переведя разговор на мою особу:
– Двадцать девятого на Приморской появился наш сотрудник. Поначалу вы не придали этому особого значения, тем более что вечером прочли заметку о несчастном случае. Вы решили, что нас обманул трюк с одеждой, и успокоились. Однако уже на следующий день вас разыскал Шахмамедов и сказал, что к нему обращался некий Сопрыкин – подозрительный тип, назвавшийся знакомым Кузнецова. Он остановился на Приморской и предлагал сбыть валюту.
Шахмамедов сказал, что со слов Кузнецова ему известно о плане ограбления, так как Сергей просил у него взаймы, и что он подозревает, что Сопрыкин и есть преступник, виновный в гибели Кузнецова. Тофик считал вас близким другом Сергея. Он хотел обратиться в милицию, но прежде решил посоветоваться с вами. Сообщение Шахмамедова вас напугало. Не из-за Сопрыкина, которого вы не знали и пока что не имели оснований опасаться. Полной неожиданностью для вас стало то, что кто-то еще знает о плане Маквейчука и связывает его с гибелью Кузнецова. Вы предложили Тофику установить наблюдение за квартирантом, а .в милицию заявить не раньше, чем добудете более веские улики его виновности, для чего обещали познакомиться с Сопрыкиным...
Вот она, причина и разгадка агрессивности, которую проявлял ко мне Тофик.
Собственно, оба мы заблуждались. Каждый по-своему. Он подозревал меня, а сам я до последнего считал Шахмамедова наиболее вероятным кандидатом на роль обвиняемого...
Я сосредоточился, стараясь унять нараставшую головную боль. Ненадолго это удалось.
– Утром первого октября, – продолжал Симаков, – на Приморскую пришел Герасимов. Вместе с
Сопрыкиным они посетили бар «Страус». Это насторожило вас. Подозрения усилились еще больше, когда они встретились со Станиславом Маквейчуком Утверждение Сопрыкина, что он и раньше останавливался на Приморской, его активность и узкая избирательность в контактах навели вас на мысль, что он работник милиции. Вечером Сопрыкин вторично посетил бар, а когда вышел оттуда, следом за ним выбежал Герасимов. Вы в панике. Задуманное и осуществленное с математической точностью преступление может раскрыться из-за единственной не учтенной вами мелочи. О способе совершенного вами преступления знают уже трое. Шахмамедов до поры обезврежен, он под вашим контролем. В молчании Маквейчука вы тоже уверены – тому невыгодно рассказывать первому встречному о своем лопнувшем прожекте. С Герасимовым совсем иначе. Он, ближайший помощник Маквейчука, наверняка знал о его намерениях, но он поглупей и может проболтаться о черном ходе, которым воспользовался преступник. В этом случае милиция получила бы сведения, которые, по вашему мнению, заставят ее отказаться от версии о несчастном случае. Возникнет другая версия – о сообщнике, а этого вы боитесь больше всего. Герасимов становится опасным, и это решило его участь. Если до Якорного вы были только грабителем, то там, Юрковский, вы стали убийцей...
До меня не дошел смысл последних слов Симакова.
Почему в Якорном? А Кузнецов? А одежда, подброшенная на пляж?
Я даже не пытался вникнуть в это противоречие. И комната, и люди, и стул у окна с сидевшим на нем флейтистом подернулись дымкой, отдалились. Перед глазами вдруг всплыла луна, дорога, испуганное лицо Нины. Где она? Почему ее нет?
Я хотел спросить об этом, но не успел...
Когда я очнулся, стул у окна был пуст: Юрковского уже увели. Парень в милицейской форме продолжал возиться с бумагами, а Симаков сидел в кресле напротив, держа руку у меня на колене.
– Ну вот и молодцом, лейтенант, – сказал он. – Таким ты мне больше нравишься.
Не знаю, что ему во мне понравилось, но чувствовал я себя паршиво.
– Говорить-то можешь?
Я выдавил из себя какой-то невнятный звук.
– Ладно, ладно, вижу, что можешь. – Он подавил улыбку. – Не горюй, Сопрыкин, до свадьбы заживет. Кости целы, а царапины пройдут, что ж это за мужик без царапин. Сам виноват, зачем лез на рожон? Мы уже все знали. – Из сострадания он не стал развивать эту тему. – Ничего, теперь ты у нас тот самый битый, за которого двух небитых дают. Отдохнешь денек-другой – и за дело.
– Нина... – прошепелявил я.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Подводим итоги дискуссии «Вернутся ли в песню мелодия и смысл?»
Рассказ