Играем в «спринт»

– Здесь твоя Нина, во дворе ждет, – успокоил он и, помявшись, добавил: – Тут такая штука, Володя, ты еще не знаешь. В общем, Кузнецов жив.

«Ну и шуточки у него!» – подумал я, но Симаков не шутил.

– Жив, – повторил он. – Мы нашли его тут, в подвале. В бессознательном состоянии. Сейчас над ним медики колдуют.

Я перевел взгляд на стул у окна, и Симаков объяснил:

– Да, он не хотел его убивать, рука, говорит, не поднималась. Собирался вывезти после фестиваля, а потом шантажировать: так, мол, и так, исчез, мол, вместе с выручкой, считаешься погибшим, а потому вот тебе на первые расходы и кати на все четыре стороны. Так-то, брат...

Он встал, подошел к двери и заговорил с кем-то, стоявшим снаружи. Потом вернулся ко мне.

– Машина пришла, сейчас поедем. «Куда?» – подумал я.

– В больницу тебе надо. Подлечиться и вообще... Я достаточно хорошо изучил Симакова, чтобы

сомневаться, что «вообще» сказано неспроста.

– Между прочим, помнишь чемоданчик с двойным дном, ну, тот, что Маквейчук для валюты приготовил?

Он полез в карман за своим «Беломором», но так его и не вытащил.

– Понимаешь, Володя, есть у нас одна идея. Как ты смотришь, если мы этот чемоданчик тебе передадим, во временное, так сказать, пользование? Связи у Маквейчука обнаружились, в другие города ведут. Нам бы на эти связи выйти...

Я оперся о подлокотник и попробовал встать. Симаков поддержал меня, и мы вышли на крыльцо.

Посреди двора лежало ярко-зеленое пятно травы, освещенное фарами милицейской машины. Чуть поодаль стояла «Скорая помощь» с задранной кверху дверцей багажника.

«Вот и финал, к которому ты так стремился», – съязвил мой всегдашний оппонент.

«Скорей пролог», – по привычке возразил я, хотя мы говорили об одном и том же.

Я поискал глазами Нину...