Возможно, нефть как основной источник энергии сменит что-то другое: то ли атомная станет преобладать, то ли энергия ветра, то ли солнце окажется способным на еще одну неоценимую услугу человечеству. Ведь поступило же державное светило в кочегары, обогревает жилые дома (пока экспериментальные), гостиницы с помощью гелиоустановок.

Но в обозримом будущем двигателям – в частности судовым – придется работать на нефти, так что...

А морская среда подвижна. Например, вылилась нефть в Мексиканском заливе, из Мексиканского двинулась дальше, попутешествовала вдоволь и осела у нас в Баренцевом море. Что касается ущерба, который наносится нефтью флоре и фауне подводного мира, приведу один факт: в течение 50 лет исчезло более тысячи видов морских животных.

Вопросами защиты мирового океана от нефти занимаются во многих научных учреждениях, однако отдел морской санитарной гидробиологии, созданный в Севастополе при Институте биологии южных морей Академии наук УССР – единственный в мире. Заведующий отделом – доктор биологических наук, профессор Олег Глебович Миронов. Он и его сподвижники, взяв за основу естественный процесс самоочищения морской воды – с участием микроорганизмов и мидий, – вплотную подошли к практическому решению проблемы.

– Олег Глебович, сотрудники отдела гордятся своей работой – внедрением гидробиологического метода очистки воды от грозных токсикантов, нефти и нефтепродуктов. Хочется подробно узнать о сути вашего метода.

– Прежде чем углубиться в его изложение, попытаюсь очертить контуры проблемы, вызвавшей беспокойство во всех уголках земного шара. В мире действует огромный танкерный флот. Случаются аварии, в результате которых в море попадают десятки и сотни тысяч тонн нефти. Широкую огласку получила катастрофа, происшедшая с «Торри Каньоном» у берегов Великобритании. Этот американский танкер, зарегистрированный под либерийским флагом, с итальянской командой на борту в 1968 году сел на рифы. Подобная участь спустя десять лет постигла другой нефтяной гигант, «Амоко Кадис». Загрязнение нефтью океана происходит и по другим причинам. Танкер, выгрузивший нефть в порту, не рискнет идти через океан, не заполнив пустые танки. Иначе его перевернет первым же штормом. Чтобы увеличить осадку, в емкости закачивают морскую воду – в качестве балласта. Судно везет обратно воду, а в конце пути от нее освобождается. Но после разгрузки в резервуарах танкера остается до одного процента нефти. Вместе с балластной водой она попадает в море. Это может быть и пятьсот и тысяча тонн нефти. С одного танкера, другого, третьего... Значит, море разливанное жидкого горючего травит все живое, что попадается на пути.

Установлено: действие нефтепродуктов наиболее губительно для организмов на ранних стадиях развития. Особо высокую чувствительность при экспериментах проявляли икринки камбалы, хамсы. Что касается взрослых рыб, они более выносливы и долго оставались жизнеспособными в высокой концентрации нефти, но кефаль, к примеру, за время малоприятного соседства бесповоротно теряла свои вкусовые качества. Попадись она сильно проголодавшемуся человеку, пожалуй, даже он не решился бы ее зажарить.

– То есть, пока радужная пленка сверкает на поверхности воды, нам нечего думать о вкусных блюдах из камбалы и кефали?

– Конечно, нельзя представлять дело так, будто мировой океан загрязнен сплошь и рядом. Есть акватории сравнительно чистые. В то же время вы сказали: пленка на поверхности воды. Если бы только на поверхности! Нефть, сброшенная в море, способна накапливаться на дне, затем всплывать.

Действие нефтепродуктов, которому подвергаются организмы и растения, может сказаться в «каком-то колене», что наблюдалось нами на микроскопических планктонных водорослях. Правда, подобная проверка на рыбах непроста: специалисты утверждают, что получение такой информации для осетра требует 150 – 200 лет, для белуги – 250 – 300 лет. Как видите, стоит пару веков понаблюдать, поизучать – и результат в кармане. Но шутки шутками, а коль мы сегодня хозяйничаем на планете, то безответственно оставлять ее потомкам старухой нищенкой.

Известно, что нефть попадала в морскую среду еще с доисторических времен, когда человека на Земле не было, – в результате естественных выходов на морском дне. Однако море в то время справлялось с нефтью за счет естественного процесса самоочищения. Загрязнение в настоящее время столь велико, что некоторые акватории уже не могут с ним справиться. Получается безвыходное положение? Нет. Мысль такова: если в море непрерывно совершается самоочищение и основную роль в этом играют микроорганизмы – они активно набрасываются на нефть, разлагают ее до обычных углекислоты и воды – почему бы этих крохотных, но очень бойких санитаров не заставить работать в очистных сооружениях? Надо сказать, что идея не была новой, только вот как ее реализовать? Этот вопрос встал перед нами со всей остротой.

Отдел разработал теоретические основы гидробиологического метода, предложил принципиальную схему установки для очистки балластных вод. Заместитель министра нефтяной промышленности дал телеграмму в Краснодар, наказав проектировщикам незамедлительно взяться за нашу схему. Все идет как по маслу – так нам казалось до моей поездки на Кубань. Проектировщики сказали, что телеграмма замминистра – бумага серьезная, от нее не отмахнешься, а очистка балластных вод – дело архиважное. Но в то же время они взывают к нашим человеческим чувствам. Планы на пятилетку сверстаны, а схема установки для института настолько нова и оригинальна, что взяться за нее – значит завалить плановые темы. «Пощадите!» – это обращение меня буквально преследовало.

И я отступил... Но не для того, чтобы сдать работу отдела в архив: появилась мысль сделать установку самим. Когда я вернулся в Севастополь, вокруг этого предложения разгорелись споры. Некоторые приверженцы академизма в науке скептически отнеслись к подобному намерению. Однако многие меня поддержали. В итоге было сделано несколько вариантов лабораторных установок, что позволило лучше отработать технологические звенья, затем началось создание опытно-промышленной установки (ее еще называют пилотной) на нефтебазе «Шесхарис» под Новороссийском. С начала этой пятилетки мы приступили к непосредственной реализации гидробиологического метода очистки.

– Любопытно, почему выбраны Новороссийск, «Шесхарис»? Есть на то какая-то причина?

– Даже две. Новороссийскую биологическую станцию, созданную в двадцатые годы, по праву считают пионером санитарной гидробиологии. Естественно, что именно там мы искали сочувствия своей идее. Новороссийцы живо откликнулись на предложение о сотрудничестве, стали соавторами наших разработок. Кроме того, нефтебаза «Шесхарис» – крупнейшая на Черном море. Масштабы сыграли не последнюю роль.

Подсчитано: в балластной воде супертанкера «Крым» содержится столько горючего, что им можно заполнить железнодорожный состав цистерн. «Скормить» это богатство микробам? Расточительно. Поэтому на первых этапах очистки выгодно применять физические методы и собранную нефть утилизировать. Оставшаяся движется дальше, попадает в нашу установку, атакуется микробами, они на нефти растут, размножаются, затем вода переходит к мидиям, которые доочищают ее. Еще в сороковые годы мой отец, биолог, Глеб Николаевич Миронов, изучал фильтрационные возможности мидий. Если проделать простейший опыт: в мутную воду опустить мидию, то вода на наших глазах светлеет. Знаете об истории с одесскими пляжами? Скалистые, ранившие ноги острыми камнями, они вызывали недовольство отдыхающих. Завезли песок, ступать стало удобно, но гигиеническое состояние пляжей ухудшилось, так как в песке не водилось никаких живых организмов. Пример того, как опасно забывать о роли санитаров из животного мира.

Мой рассказ о переговорах с краснодарскими проектировщиками не примите за похвальбу: какие-де молодцы биологи! Заткнули всех за пояс. Просто хотелось показать, что в науке новое нельзя оставлять на произвол судьбы, приговаривая: я свое сделал,

теперь пусть другие доводят до ума. Где-то встречал определение «рыцарь несбывшихся замыслов» – печально было бы уподобиться такой фигуре.

– Вы стали в 37 лет доктором наук. Чтобы судьба ученого сложилась удачно, что нужно? Обстоятельства? Качества характера?

– Сначала относительно возраста. Никогда не ставил во главу угла прагматические соображения: во столько-то лет защитить кандидатскую, во столько-то – докторскую. Было дело – это прежде всего. Работы о влиянии углеводородов на морские организмы носили тогда эпизодический характер, и меня привлекло широкое поле деятельности. Была молодость: мне тридцать едва минуло, моим помощникам и того меньше – пора, когда сил и энергии очень много. Лаборатория начиналась с трех человек: я и лаборантки. Потом переросла в отдел, потом отдел воспитал своих кандидатов наук.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.