Дубрава

Приземистый письменный стол, каминное зеркало, другие предметы... Нет, не главное, что в обиходе сидел, писал, брился, ел среди них Иван Алексеевич... И я вышел на горячую улицу, на обрыв под деревьями – к бессмертному, вечно исповедальному источнику откровений художников. Гибкий Орлик струился под ивами далеко-далеко. Холмы и долы.

По берегу вскоре приблизился я к деревянному зеленому дому Н. С. Лескова. Он был за спиной, а я глянул с балюстрады белой беседки вниз на распахнувшийся извив реки... Вон то желтое поле прикрыло изумрудными кустами своей оконечности новый речной поворот...

Под Мценском, в Спасском-Лутовинове у Тургенева мне довелось побывать с первым рейсовым автобусом. Липы парка усадьбы только-только оживали под солнцем. Я спустился по уклонистой тропе к зарастающему осокой пруду. Птицы пели в высоких ветвях. Обошел росяной прогалиной полукруг розового господского дома и услышал, как в кирпичной конюшне подле каретного сарая пофыркивают и едят сено лошади. Две телеги рядом опустили оглобли под березой, поднявшейся над драночными крышами.

К срубу бывшей бани, теперь конторке музейного хозяйства, шел, загребая сапогами мокрую траву, однорукий мужчина в кепке на седой шевелюре, в старом пиджаке поверх вылинявшей военной рубахи. Мы разговорились.

– В бригаде я по уходу за усадьбой, – рассказывал, покуривая он, – дорожки метем, ремонт музея делаем. А пара коней нам в подмогу. Сегодня сад косить, – он показал на гущину яблонь неподалеку, – некоторым деревьям по 80 лет, а нет-нет и плодоносят. Откуда здесь воинское кладбище? Бой эти ребята держали тут поблизости, на реке Зуше. Стояли до последнего, как снопы полегли. Не всех удалось схоронить, вода долго еще потом кости вымывала...

Над парком царил дуб, заложенный молодым Тургеневым. Изуродовал ветви дождь и ветер, но даже на замшелых суках пробивалась яркая сочность побегов – совсем как «говорящий» дуб Андрея Болконского...

В Ясной Поляне под Тулой я стоял на могиле Толстого на закате. Как он и просил, положили его под дерн у оврага, где когда-то зарыл счастливую Зеленую палочку его брат Николенька. Невысокий безымянный холм в глуши усадебного леса.

Шумели под полевым ветром разнородные кроны деревьев, стволы поскрипывали, и лишь дубы не беспокоились. Не пристало им, «патриархам лесов», как выразился Пушкин, мимолетно тревожиться, попусту сокрушаться...

На память пришло замечание Носова: «Дуб не гниет, у него дупел не бывает. Железная сердцевина».

Дубрава – быль и явь нашей отечественной литературы.

Курск – Москва