Дубрава

Я открыл том его избранных произведений. С портрета на меня открыто смотрел спокойный человек с острыми глазами, с волосами, небрежно сброшенными на лоб. В непринужденном жесте, с которым он держал папиросу, во всем облике Овечкина улавливалось что-то схожее с фотоизображениями Твардовского и Константина Воробьева.

Не гладко входил я в Овечкина. Начал с «Районных будней». Сразу, безоглядно увлекся кипучей деятельностью его героев. Потом остановился: не многовато ли нюансов сельскохозяйственных отношений на величину страниц? Писатель писал или журналист? А может быть, труд этот сродни нашумевшей сравнительно недавно «производственной» пьесе и фильму? Остро и четко спорят там персонажи об узловых, больных вопросах своей работы, а на поверку не люди это, не образы, а рупоры идей автора.

Стал вчитываться, пошел вглубь, до военных произведений добрался. Нет, зря беспокоился – художник водил пером.

Долго жил и работал В. Овечкин в Курской области и воспел своей густой, неброской, ясной прозой эту землю, где дуб – исконное дерево в лесах. Что ж, без подделки созвучна овечкинскому письму и манера курян Константина Воробьева, Евгения Носова. Хотя не просто было открывать себя, расти дарованиям писателей на здешнем бойком месте. Давно уж не охотятся за фольклором и диалектами в этом краю России, пограничном украинским степям. Да, видно, неизбывна поэтическая душа Курщины, освященная подвигами воинов князя Игоря и ратников в танковых шлемах Курской дуги. И, очевидно, не вдруг подарила русской литературе плеяду блестящих мастеров соседняя Орловщина, откуда до Куликова поля тоже рукой подать.

И вот буквально натыкаюсь в книге Овечкина на два абзаца, выписываю их:

«...Когда знающий колхозы писатель, проживший несколько лет в деревне, в гуще жизни, причем далеко не в передовой области, утверждает, что в наши дни в колхозах конфликтов уже нет, остались лишь конфликты хорошего с отличным, – что это, как не сделка с совестью?

Удивительно, как он не чует своим профессиональным писательским нюхом, что он-то сам и есть персонаж для конфликтов сюжета – да еще какого! – из нашей жизни».

А потом я бережно перенес из закромов своего текста кусок, который отметил знакомый писатель:

– Ярчайшее событие в нашей литературе – творчество Валентина Владимировича Овечкина, – говорит Носов. – Очень много он дал нам, пишущим о деревне, словно раздвинул целинные дали. Я с волнением вспоминаю, как читали по радио главы его «Районных будней». Интерес был жгучий. Мы, областные газетчики, слушали их зачарованно, как внимали первое время люди сообщениям о запуске космического корабля.

Однажды я возвращался из глубинной командировки.

И надо же было случиться, что очередная овечкинская передача совпала с часом отхода моего, последнего в этот день поезда. Я начал слушать ее из репродуктора за несколько минут до отхода состава. Вот уже лязгнули буфера, дал гудок машинист, а я, прижавшись к столбу громкоговорителя, все ловил каждое слово текста Овечкина. Так и не уехал... Смолк голос диктора, я жадно закурил и побрел по безлюдной этой местности ночевать в поле. Не скоро заснул со своими думами в копне под звездами.

(Тут, тут, может быть, отряхнул грусть знакомый писатель, воскликнув:

– Когда спрашивают, что такое писатель, каким он должен быть, – отвечают разное... А ответ – вот он! Писатель совершает художественные поступки, потому что чувствует и живет художественно.)

– Многих ободрил тогда Валентин Владимирович своим примером – писать правду и только правду, – продолжает Носов. – Что ж, дорого это писателям школы «деревенщиков».

А теперь – с самого начала.

Июль на дворе. Носов в клетчатой рубахе, рукава завернуты по локоть. Пожилой он человек, а крепкая фигура не гнется. Поседела когда-то рыжая копна волос, но тугие пряди колосятся упорно. Зоркий взгляд из-под мохнатых бровей.

Живет Евгений Иванович в просторной квартире с женой Валентиной Родионовной и семьей сына Жени, в которой самый младший – белоголовый внук третьеклассник Ромка. Но и у Романа есть подчиненный – старинный обитатель носовского дома щупленький, да грозный пес Жакан.

На стенах – картины. Вот работа самого хозяина, написанная гуашью. Это вид его родной деревни Толмачево, что в курском предместье. Строй беленных по-казацки изб аккуратно стоит над местной Сеймом-рекой. Только что дождь просыпал, уходит темная туча. Солнце чисто высветило небо, воду и неясно – влажную траву и землю. Умиротворенно после грозы. Вон вышла в мягкую теплынь девушка в пунцовой юбке, теленок спустился к успокоившемуся плесу.

Самая любимая Носовым из его собрания – копия картины М. К. Клодта

«Дубовая роща ». В яркий жаркий день могучая дубрава раскинулась над излучиной неглубокой речушки, уходящей в поле, где стога, где окоемом – синева холмов. На берегу в сени исполинских стволов, ветвей кряжистых, в прохладном сумраке сторожка, и двое ребятишек прилегли на легкую траву у выступивших из земли корневищ. Неспешно озарена природа родимой земли.