Гнев и скорбь Аблинги

А родственники Владаса Сунокаса, увидев уже почти завершенную скульптуру, засомневались:

– Владас не выносил запаха табака, а вы изобразили его с трубкой в руке. Он любил в саду работать.

Так в руках Сунокаса вместо трубки оказалось спелое яблоко.

Добровольные консультанты разъехались, и слух о необычайной работе мастеров раскатился по всей республике. Двадцать девятого июля тысяча девятьсот семьдесят второго года создатели мемориала собрались на его открытие. Собрались и глазам своим долго не верили, – словно не под их руками рождался памятник, словно не в их душах его корни.

Со всей Литвы приехали в Аблингу люди, чтобы почтить память погибшей деревни и побыть, подумать у памятника, который народ воздвиг народу. Прикоснуться к нему рукой и сердцем. И когда со скульптур упали белые покрывала, перед взором собравшихся ожила расстрелянная и сожженная Аблинга: суровая и обвиняющая, величественная в скорби, как те могучие дубы, которые выросли и расправили свои кроны на родной земле...

...Жили в Аблинге два приятеля, два неразлучных друга: Пятрас – веселый и прямодушный и Антанас – тихий и вечно задумчивый. Оба любили книги и лошадей, всюду ходили вместе... Они и погибли вместе: их нашли – связанных и заживо сожженных – около фундамента сарая Казимераса Вите. Вот и встали они теперь рядом, словно выросшие из общего корня близнецы, ожившие под руками народного мастера Римаса Пампараса, и, окинув взглядом сожженную деревню, сурово спросили:

– За что?

Неподалеку от них поднялся, выпрямившись в полный рост, еще один пахарь Аблинги – Ляонас Даусинас. Он словно поднялся из родной земли и, крепко ухватив плуг, остался теперь стоять на все времена таким, каким воскресила его Александра Домаркене, скульптор из Клайпеды.

А чуть поодаль застыла с выражением невыносимой боли на лице соседка Даусинаса Марцеле Жебраускене. За одну ее руку ухватилась девятилетняя дочурка Яните, а за другую – шестилетняя Алдуте... Такими видели их последний раз люди – полуодетыми, бегущими от фашистских пуль по цветущему полю... Так и похоронили их жители соседней деревни, а девочки и мертвыми крепко держались за руки убитой матери. Такими и остались они в дереве – отцом заслоненные, но не спасенные. Это памятник погибшей семье, скупое и выразительное слово известного народного мастера Антанаса Багдонаса, обращенное и к тем, кто уже забывает, что такое фашизм.

И чем дальше идешь мимо ставших деревьями у подножия и на склоне холма жителей Аблинги, чем дольше смотришь на эти одушевленные памятники, тем больше гордишься своим народом, тем крепче веришь в его бессмертие, тем прочнее и сам стоишь на своей родной земле. Такой народ нельзя ни растоптать, ни поработить, ни стереть с лица земли.

...Они тоже выросли тут, в Аблинге, как и сеятель Юозас Жебраускас, у них тоже был добрый и открытый характер, они смеялись, слушая байки известного на всю деревню острослова – их свата, пели сочиненные им песенки, а потом вместе трудились. И падало в почву зерно так же весело, как и сейчас, вырастал такой же упругий колос, как и сама жизнь, как сотворенная человеком бессмертная легенда о том, что каждый пахарь на литовской земле после смерти становится деревом и здесь же, на политом его потом поле, охраняет Жизнь живых.

Так выглядят скульптуры работы вильнюсского мастера Иполитаса Ужкурниса. Он был солдатом 16-й литовской стрелковой дивизии и с оружием в руках громил фашистов, поэтому и скульптуры его мужественнее, суровее других, мимо них нельзя пройти, не остановившись.

Смотришь на изваяния, и кажется, что жизнь в Аблинге никогда не прекращалась. Как и в тот первый день войны, стоит празднично одетый, веселый кузнец из Картены Йонас Бенюшис рядом со своей избранницей – портнихой Басе Луожите. По требованиям свадебного ритуала их опоясывает один общий рутовый венок. Слегка поотстав, с выражением то ли удивления, то ли испуга на лице топчется в цветах их сват Казимерас Барбшис. Он словно извиняется перед собравшимися, что так не вовремя и уж совсем не для смерти сосватал молодых. А еще дальше, преисполненный боли и страха, наблюдает трагедию своих детей отец невесты, лучший музыкант Аблинги. Кажется, он вот-вот поднимет к плечу свою скрипочку, да только не свадебную польку заиграет, а похоронный марш...

Вот уже в который раз поднимаешься в толпе туристов на холм, и снова встает перед глазами скульптурный портрет окаменевшей в отчаянии П. Сребалюте работы мастера Й. Шилинаса. Птица, несущая зло – фашистский орел, – опустилась на бедную женщину, вцепилась когтями в ее голову, и уже не разъять этот клубок муки и боли.

Взгляд скользит от скульптуры к скульптуре, открываются взору все новые образы. Вот выходит в луга рвать цветы семнадцатилетняя С. Балтуоните. В цветущем клевере остановилась и ее сестра, украшенная буйно рвущимся к солнцу хмелем, пестрыми узорами цветов и коронованная солнечными лучами. Задумчиво смотрят на заходящее солнце старый лесник Пятрас Микалаускас, сраженный фашистской пулей возле им же самим посаженных молоденьких деревцев, и Паулина Жебраускайте, и Энрюс Балтуонис, и Антанас Луожис...

Но вот короткая тень пробегает по холму, и снова ощущение бессмертия и

вечности сменяется болью. Высоко подняв на руках пестрый тканый пояс, на тебя устремляет взор молодая женщина. В том же дубовом стволе – и ее муж. Так изобразили мастера из Таураге Андрюс Мартинайтис и Пранас Кундротас две молодые семьи – Йоникасов и Мартинкусов, ждавших со дня на день рождения своих первенцев, да так и не дождавшихся...

В памяти человеческой, в сердцах живущих Аблинга останется жить. И, может, явится на свет новая легенда о смерти и бессмертии, о жизни, победившей забвение, о тридцати вечных дубах, оживших и вставших в почетный караул у подножия и на склоне древнего кургана.

Пройдет время, одни поколения сменят другие, а они будут рассказывать миру о нашем нелегком прошлом, о глубоких традициях народного искусства, возрожденного новой действительностью и выведенного из тесных мастерских, из частных собраний и сувенирных киосков на холмы и перекрестки дорог, на обагренные народной кровью курганы, на места жестоких сражений.

В Литве уже несколько мемориалов создано народными мастерами – резчиками по дереву. Удивительные, прекрасные скульптурные стелы украсили дорогу в Друскининкай, любовно названную людьми «дорогой Чюрлениса». Более десятка деревянных скульптур поднялось вдоль речки Юры, где в сорок первом году проходила государственная граница СССР. И все-таки мемориал в Аблинге занимает в этом ряду особое место.