– Ага. Юра схватил «Дружбу» – и бежать. Но медведь его не тронул. На другой день поехал на мотоцикле за стартером, стартер-то он забыл, испугался, смотрит – медведь все кряжи, сколь было, перетаскал метров за двадцать. Вот, значит, не вторгайся в мои владения!
– А меня пока бог пасет, – говорит Наталья. – Сколь в лес хожу, медведя ни одинова не видела. Лису сколь раз видела и лося, а медведя – нет.
Таисья наклоняет ведро, стоящее на срубе колодца, и пьет.
– До чего же я люблю свежую воду! Наш колодец обвалился, так я отсюда беру. Владимир вот новый обруб сделал. Молодец!
Володя скромно молчит и курит.
– Раньше мы об эку пору отработаемся – и бежим купаться, – продолжает Таисья. – Вымоешься – сколь хорошо! Свежо! В селе пруда не было, дак селяна18 ходили к нам купаться. А теперь – ико че!
– А рыбы сколь всякой было...
– Мы ведь без всяких машин, руками да на лошадях все делали. А теперь лико сколь всяких машин – что бы пруд восстановить… Дак нет.
Пруд, который был в низине между Чащей и Крутологой, ушел вскоре после того, как умер мельник Никанор Иванович. Ушел не в половодье, а в середине лета, когда и дождей почти не было. Два или три раза его пытались восстановить, но всякий раз по весне он прорывал насыпь, и от него отступились. За это время водяную мельницу сломали и вместо нее построили возле тока электрическую. От старой сохранилась только нижняя часть вросших в землю стен да вытесанные из серых каменных глыб жернова, похожие на останки огромного древнего существа. Пруд стал не нужен.
Таисья поднимает на плечо коромысло и, стараясь не сплеснуть воду, идет в свой огород. Наталья – к себе.
Поставив ведро на лавку, она проходит из кухни на избу19, садится у окна и, чтобы скоротать время, смотрит, не пройдет ли кто по деревне. Кошка Буска, вспрыгнув на подоконник, устраивается около хозяйки и так же, как она, вытягивает шею, когда кто-нибудь проходит или проезжает мимо.
Даша с тазом белья прошла на речку – в ложбину, где бежит ручей. Там мужики сколотили сарай из теса, внутри которого поставили долбленую колоду. Ручей и зимой не замерзает, круглый год ходят туда бабы белье полоскать.
Проехал на велосипеде Костя, сын Володи Кошулина. По нижней стороне Наталья Мишиха с внучкой прошла в гости к сватам. Прогрохотал по колдобинам тарантас краснорожего Кузи Ремка20. Раньше Кузя ездил по деревням, собирал тряпки, кости, бумагу – вот и прозвали его Ремком. Теперь он совхозный кладовщик, а прозвище за ним так и осталось.
По-за лужкам21 Лиза Терешина с большим лукошком направилась в сторону села – опять на грибоварку. Они с Терехой, как грибы пойдут, только этим и занимаются. Ядреные грибы сдают сырыми, еще и в речке намочат, чтобы тяжелее тянули, а червивые – сушеными. Сейчас хороших грибов нет – значит, опять гнилых насушили. Сколько раз им соседи – и Наталья тоже – в глаза говорили: «Вы пошто эдак делаете? Нехорошо ведь. Люди есть будут», – не понимают.
«А это кто? – вглядывается Наталья. – Токо ли не Проня».
Из села шагает лесник Прокопий.
– Здорово, Проня! – открыв окно, говорит Наталья. – Посиди, отдохни.
– Здорово, Наталя. Ага, я посижу маленько. Посижу и пойду. Гости дома-то. Вчерась приехали.
Прокопий садится на скамейку под окном, снимает форменную фуражку и неумело поправляет сбившийся на сторону полосатый галстук.
– А это у тебя на шее-то что? – спрашивает Наталья. Полвека, не меньше, она знает Прокопия, но никогда не видела, чтобы он такую штуку носил.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Адриано Челентано: этюд в социальных тонах