ПОТОМ, НЕСКОЛЬКО дальше в степи, дороги меняли свое первоначальное направление, начинали бросаться из стороны в сторону, смущая проезжих дерзостью неожиданных поворотов. Но через самый городок и еще версты две за городом, они лежали безукоризненными, словно по линейке, вычерченными, прямыми.
Дорог было две, и если (смотри любой учебник географии) вы в полдень становились лицом к солнцу, то видели, что одна дорога идет с севера на юг, а другая - с востока на запад. Там, где они перекрещивались, лежал маленький, серый, пыльный кружок, именуемый Каланчевской площадью, а на кружке торчала, оправдывая название, порыжевшая и погнувшаяся от старости каланча городской пожарной команды.
Пожарная команда давно распалась, разбежалась, разошлась кто на север, кто на юг, кто на восток, кто на запад. Одни с красными покинули городок, другие предпочли белых, третьи позарились на беспутство зеленых, четвертые отхлынули с самыми что ни на есть черными - махновцами. В городке остались - слепая кляча Машка, дырявая бочка с порванным рукавом и параличный сторож Макар.
И еще осталась одна лошадь и один человек, только были они не настоящими, а жестяными и торчали на шпиле каланчи. Должность у них была самая легкая и приятная - ехать туда, куда ветер дует. Эту должность выполняли они изо дня в день, причем лошадь с удивительным безразличием развивала по ветру свой жестяной хвост, а человек с одинаковой наглостью показывал спину и черным, и белым, и красным, и зеленым, в зависимости от того, куда эти последние уходили и куда ветер дул.
Один раз, когда бешеными порывами хлестал ветер в северную сторону, жестяной человек увидел, как красные въехали в городок и, сколько он после этого ни крутился на своем шпиле, не увидел, как они уходили.
Красные пришли и осели крепко.
Параличный Макар получил какой - то «бесовский», как он говорил, паек, слепая Машка, бродившая по площади, была загнана в стойло, а деревянная бочка почувствовала в своих старых боках свежий запах заклепок.
Помещения пожарной команды, загаженные и запущенные, привели в порядок. Казарму разбили перегородками на ряд комнат, в комнатах поставили столы, за столы посадили людей. У входа повесили вывеску, и обыватели от этой вывески шарахались, как испуганные лошади. Длинные слова складывали свои заглавные буквы в короткое и резкое, как выстрел «нагана», слово «ЧЕКА»
ОТ ЧЕКИ незримые и таинственные нити тянулись по дорогам туда, где эти дороги тонули в степных пространствах, пьяных от бандитской удали. Банды обложили город кольцом разбоя. Банд было четыре. Во главе каждой стоял один батько. Батько носили длинные, двойные, а то и тройные имена. Но люди в Чека длинных имен не любили и просто для краткости окрестили батек севером, югом, западом и востоком. Так и говорили:
- Восток опять волисполком ограбил...
- Юг на транспорт напал, черт его подери...
МАТРОС БОНДАРЬ - человек крепкий.
Насчет грамоты у него не очень, но фамилию свою подписать может и бумажку всякую разберет. Однако, бумажек не любит - читать их долго - особенно, если от руки - и предпочитает всякий предмет на словах выяснить. Человек не бумажка и, если сам человек перед тобой на стуле сидит и робеет (а перед Бондарем все робеют), то всякую неправду в нем сразу увидишь.
Всякие просители эту нелюбовь Бондаря к бумажкам знали и, подав бумажку, с трепетом ждали, что секретарь скажет:
- Предчека просит в кабинет.
Робели уже на пороге кабинета, а в кабинете и совсем языка лишались. Однако, Бондарь всегда знал, кого обласкать можно. На подозрительную личность он глаза поднимал и, словно сквозь веки, прощупывал. Личность совсем робела, путалась и бывало так, что, сев на стул в Бондаревском кабинете, продолжала потом сидеть в... погребе.
Который же по делу справедливому шел, тот видел глаза Бондаря голубые, словно морем напитанные и совсем не страшные. Под взглядом этих глаз всякая робость прочь шла и слова на язык сами просились.
Поэтому и говорили о Бондаре надвое. Одни злобно ворчали, что он де и в глаза - то людям смотреть боится, а другие, улыбаясь, объясняли, что он человека насквозь видит и одним взглядом к себе располагает.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.