Все дни в механическом, стоя возле рабочего места Гаврикова, я не расставался с часами. Работу дня, состоящую из множества самых различных операций, я раскладывал по минутам (не беря

в расчет секунды, а следовало бы), отмечая в левой графе время, положенное на данную операцию, иными словами, нормативное время, в правой – то, что затрачивает на нее Гавриков. И всякий раз получалась картина не только любопытная, но и многое объясняющая.

Так, на одной операции Михаил экономил десять минут, на другой – восемь, третья вместо пятнадцати нормативных заняла у него девять фактических, на следующий он «отыграл» еще семнадцать, потом – шесть. К концу смены, как показывала моя импровизированная таблица, у Гаврикова набралось без малого три часа сэкономленного времени. Это – еще один его резерв.

– Норма – понятие относительное. – Михаил задумывается. – Ну, а если серьезно, то в применении к нашему времени – очень даже определенное: больше и лучше. Только не надо понимать это как лишь рабочую, плановую норму, которую ты должен выполнять от восьми до пяти. Это, если хотите, и этическая норма.

Слова Михаила заставили задуматься вот над чем. Обычно мы объясняем успех современного рабочего, особенно когда это молодой рабочий, его профессиональной образованностью, высокой (по требованиям времени) сознательностью, широтой кругозора, умением мыслить экономическими, государственными категориями. Подобное объяснение не имеет изъянов, оно бесспорно хотя бы уже потому, что, очевидно, и все эти качества есть у Михаила Гаврикова. Но я хочу сказать о другом. Я хочу сказать о таланте. Понимаю, что талант не капуста в огороде, он редок, и употреблять это слово надо с осторожностью. Может быть, потому, говоря о Михаиле, армянский его знакомый и сказал о рабочей косточке. Но, увидев Гаврикова в работе, я понял, что речь тогда шла о таланте.

С Гавриковым я познакомился, когда он уже был признанным мастером своего дела. Награды, им заслуженные, говорят сами за себя: грамоты заводского комитета ВЛКСМ, горкома комсомола, значки «Передовик производства», «Ударник 1973 года» и, наконец, знак ЦК ВЛКСМ «Молодой гвардеец пятилетки». Это расцвет его рабочей судьбы. Но ведь было же и начало? Было, и в устах Михаила все это звучит прозаически.

На завод пришел одиннадцать лет назад шестнадцатилетним пареньком. Почему? Может быть, потому, что здесь работали отец и мать, и домашние разговоры о заводских делах продолжались на улице, – чуть ли не все сверстники так или иначе приходили на завод, кто через техникум, кто через институт, а кто и так, как Михаил, – прямо в цех. Сначала запарывал простейшие детали. Но первый мастер Анатолий Алексеевич Краев был терпелив, и терпением ли своим или, скорее, особым «педагогическим гипнозом» сумел внушить (теперь, как понимает Михаил, на всю жизнь), что в профессии слесаря руки – второе дело, первое – голова: «Не берись за напильник, пока вся деталь и технология изготовления не созреют в голове. Усек?» Михаил «усек». А потом был первый день «перевыполнения нормы», когда раньше положенного срока (не через шесть месяцев, а на исходе четвертого) ему присвоили разряд. И хотя особых успехов еще не было, понял: на своем месте. Так в общем-то обычно начинался его диалог с металлом. Диалог, который продолжается и сегодня.

Многое мне рассказывали на заводе о Михаиле Гаврикове: о его работе в комсомоле (он член бюро горкома), о вдумчивой и умелой помощи молодым, приходящим в цех ребятам (у него нет штатных учеников, но за советом идут многие), но, пожалуй, лучше всего о Гаврикове, о месте его на заводе сказал пожилой рабочий из механического цеха, который знает его «вот с этих лет»:

– Михаил-то? Да он знает, под каким верстаком какая гайка валяется!..

И опять вспомнил я о рабочей косточке.

После смены вместе с Михаилом идем в детский сад за Наташей. Михаил задумчив, и мне кажется, что он не высказал чего-то важного. Я не ошибся.

– Знаешь, вроде бы все нормально у меня на заводе, работа идет, и неплохо, кажется, идет, а вот чувствую иногда, не хватает мне десяти классов... Решил поступить на вечернее отделение станкостроительного. Как считаешь?

– Дело хорошее. Закончишь техникум, выйдешь в начальники. За спиной-то у тебя багаж солидный...

И тут впервые за все время нашего знакомства я увидел, как спокойный, уравновешенный Михаил буквально вспыхнул:

– Ну, знаешь! Я слесарь. И слесарем останусь!

Дальнейший монолог Михаила я помню в подробностях, потому что все, что он высказал мне в тот вечер, было им глубоко продумано, и говорил он об этом как о давно и бесповоротно решенном.

– Знаю, знаю я такие примеры. Ух, сколько их! – горячился Михаил. И продолжал горячо: – Вот на моих глазах: парень золотые руки, работает у верстака, как песню поет. Дальше – идет учиться. Это же здорово! В наше время рабочему не учиться – все равно что жить вполдыхания. Но вот иной, кончив техникум, возвращается не к верстаку своему, за которым чудеса творил, а набравшись-то знаний, и того больше сможет, но садится в кабинет с длинным столом и телефонами. Ну и сидит там, руководит, серенько так руководит. А ведь не возьмет в толк, чудила, что руководителю нужно не только образование, а, что самое главное, призвание, талант вожака, организатора. Не каждый этим обладает. А ведь какой слесарь был! Пропал! Ох, пропал!.. Нет, рабочим делом дорожить надо. Я – слесарь. Нет, уж свой верстак ни на какое кресло не променяю. Слесарь я, понимаешь?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.