– Я иногда только подумаю: надо бы в школу не пойти – это если устал очень или приболел, – и сразу душа болит.
Он старается говорить солидно, басовито, но бас нет-нет да и прорывается высоким тенорком.
– Да и то сказать – куда еще идти? На танцы? Танцы ничего не дадут. – Сергей дотрагивается рукой до высокого лба, показывает, чему именно танцы ничего не дадут. – А я учусь с удовольствием. И еще читать люблю.
– Что же именно любишь читать? – спрашиваю я.
– Фантастику. Очень хочется знать, – произносит он доверительно, – что будет потом...
Как будто бы достаточно и этих свидетельств любознательности и тяги к знаниям молодых владимирцев, но хочется рассказывать о них, о разных, еще и еще потому, что почти каждый ученик этих особенных школ – это и особая судьба, уже по-взрослому, по-настоящему интересная и трудная. Знакомясь с ними, я начинала понимать учителей, которые работают в вечерних школах десятками лет, хотя нагрузки их велики. Школы занимаются в две смены, а до смен и между ними – поиски «без вести пропавших», почти ежедневные визиты на предприятия, к родителям, письма, звонки... Ежедневная упорная борьба за каждого – упрямого, ленивого, легкомысленного.
И все-таки не уходят. «Ведь здесь самые благодарные ученики, – охотно объясняли учителя. – Иному так трудно учиться после перерыва... Сидит, думает и, кажется, слышно, с каким скрипом ворочаются мозги в голове. Всегда хочется такому помочь. Ведь многие из наших ребят (они, даже тридцатилетние, «ребята» для своих учительниц) успели понять, что «неученье – тьма».
А рядом с этими, самыми благодарными учениками, стоят у станков те самые сто шестьдесят неучей «из принципа» и еще сотня-другая школьников, которые бывают на занятиях реже, чем их учителя на заводе. (Средняя посещаемость в ШРМ
№ 4 – пятьдесят – шестьдесят процентов, в иные месяцы она падает до сорока – тридцати.) И на них-то вынуждены ежегодно тратить сотни рабочих часов учителя и работники завода.
«И что стараются?» – недовольно бурчал стриженый парень с нагловатыми глазами, один из тех, с кем беседовали учителя в моторосборочном.
Действительно, для чего?
Предприятию, это ясно, выгодно держать более образованных работников, поскольку они быстрее осваивают новые операции и новое оборудование. Но ведь не каждый день рабочему надо переучиваться; месяцами, иногда годами работает он на одной операции. Так что преимущества образованности не всегда можно, что называется, пощупать рукой. Больше того, в каком-то смысле заводу от учебы рабочих бывает и убыток. Учащиеся ШРМ имеют право на три выходных в неделю, причем «ученический» выходной наполовину оплачивается. Уже накладно. Отпуска они берут только летом. А в июне, когда восьми- и одиннадцатиклассники – по 20 – 25 человек из цеха – дружно уходят сдавать экзамены, начальство от отчаяния просто криком кричит. Июнь, как нарочно, месяц очень неудобный, им кончается полугодие. А план-то нужно давать...
Ну, а те, кто выучился? С ними новые хлопоты. «Большинство увольняющихся с завода, – сказал Н. В. Мухаев, – люди со средним и более высоким образованием. Знаете, выучились и уже не хотят, не могут какую-нибудь анкерную шпильку – по две тысячи за смену – привинчивать. У людей с образованием и запросы другие».
И тем не менее страна готова на любые издержки, лишь бы поднять всех до определенного уровня образования, потому что умеет смотреть в те времена, когда затраты и усилия эти окупятся.
Но насколько эту готовность реализуют отдельные предприятия, в частности, ВТЗ? Примерно год тому назад работу завода в этом направлении и его базовую, четвертую, школу проверяла комиссия райисполкома. Причина проверки была такая – ШРМ не выполнила план по набору учащихся.
По ходу дела выяснилось, что к школе претензий быть не может, поскольку учителя делают все от них зависящее. На предприятии же были обнаружены следующие недостатки: руководство завода уделяет мало внимания комплектованию ШРМ, нет системы поощрения лучших и порицания худших учеников, в цехах нет уголков школьника, где, как на экране, отражались бы результаты учебы и посещаемости, клеймились бы позором отсеявшиеся без всяких причин; в социалистических обязательствах цехов нет даже пункта о повышении образовательного уровня. В постановлении райисполкома, принятом после обсуждения этого вопроса, были высказаны замечания в адрес заводского комсомола, недостаточно энергично участвующего в смотре «Каждому молодому труженику – среднее образование».
С тех пор прошло больше года. Руководство завода реагировало на него довольно активно. Теперь на ВТЗ в конце полугодия и учебного года издаются приказы директора с поздравлениями и благодарностью лучшим ученикам, их – лучших – награждают ценными подарками. Строже стал спрос за учебные дела с руководства цехов. Правда, при подведении итогов соревнования между цехами по-прежнему не учитывается, сколько в коллективе учащихся и сколько неучей.
А как активизировал свою деятельность комитет комсомола? Я задаю этот вопрос комсомольскому секретарю завода Александру Бабкину и его заместителю, ответственному как раз за работу с ШРМ, Михаилу Шевелеву.
Они отвечают как-то странно: «Райисполком ведь слушал не комсомольскую организацию...»
Ну, а копия решения райисполкома хотя бы в комитете есть?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказ
Беседуют Геннадий Ханин, первый секретарь Донецкого областного комитета комсомола Украины, член ЦК ВЛКСМ, и Анатолий Осыка, забойщик шахты «Булавинская» комбината «Орджоникидзеуголь», кавалер ордена Трудового Красного Знамени, лауреат премии Ленинского комсомола, член ЦК ВЛКСМ