Почти совсем рассветает, в зале пыль и дым от стрельбы. Рывками бьет из пистолета через подоконник Зина, – выстрелит и присядет, выстрелит и присядет. Ананьев стреляет, перебегая от окна к окну. В одном из простенков стоит с гранатой в руке Терещенко.
– Товарищ майор! Товарищ майор! – кричит сержант-разведчик. – Становитесь сюда! Вы – сюда, я – сюда! – указывает он по обе стороны окна, и майор становится в соседний простенок. Но не успевает он направить в окно автомат, как в зал влетает граната. Ударившись о стену, она отскакивает к столу, и разведчик, коршуном бросившись к ней, успевает вышвырнуть ее обратно. Майор приседает, за окном раздается взрыв, но никто не задет осколками. Окно, однако, остается без единого стекла, с выломанной посередине рамой.
Вслед за первой влетает вторая граната, она падает наискось от окна, и ее успевает ухватить Терещенко. Эта тоже взрывается за окном. Терещенко сразу же припадает спиной к простенку. Но вот в другое окно влетают сразу две гранаты, сержант-разведчик бросается к одной и только успевает швырнуть ее в окно, как другая взрывается в зале. Грохот и дым заполняют зал, сержант переламывается в пояснице, хватаясь рукой за спину, и тихо опускается на пол. К нему бросается Зина.
– Ах, гады! – говорит он и замолкает.
А в углу, поджав под себя ноги, медленно свертывается калачиком Воробей. Окровавленными руками он зажимает живот.
Майор бросается к выбитому окну, из которого летят гранаты, перекинув через подоконник автомат, строчит под стену, к нему подбегает Терещенко, он швыряет туда свою единственную гранату, и под окном затихает. Оба опускаются на пол, тупо глядя друг на друга и вслушиваясь. Потом Ананьев спохватывается:
– Капитан! Капитан!
Но ответа нет. На полу в простенке сидит Зина. Ее плечи сотрясают рыдания.
– Боже, что же это делается! Ведь Победа же, капитуляция, что же это такое...
– Ничего, – говорит Ананьев. – Ничего. Как-нибудь. Подождите.
А сверху, с чердака, все строчит автомат. Это обстреливает переправу Васюков.
Ананьев вслушивается и поднимает запыленное, с подсохшей кровью лицо.
– Молодец Васюков! Давай, давай, Васюков! – тихо говорит он и кричит в коридор: – Старшой, ты держишься? Держись, старшой!
Старший техник-лейтенант тяжелым шкафом задвигает входную дверь, ему помогает старик архитектор. Выбившись из сил и тяжело дыша, они становятся по обе стороны входа и слушают. Стрельба и разрывы гранат сотрясают дом с другой стороны. С этой вроде бы пока тихо.
– Майн гот! Майн гот! Майн либе вилла, майн унглюклих Дойчленд! – мнет на голове седые волосы архитектор. Старший техник-лейтенант говорит язвительно:
– Дойчленд вам! Вот до чего довели вы свой Дойчленд! Обормоты проклятые!
Старик замолкает, за стеной слышны голоса, и архитектор в ужасе восклицает:
– Эсэс! Дас ист эсэс! Капут! Аллее капут!
– Плохо капут, ага? А нам как было? Как вы это себе понимаете? У меня всех подчистую прикончили, это как? Как мне теперь жить? Вот меня укокошат, и весь мой род кончится. А мой род знаешь какой? Петров. Ты понимаешь – Петров я. От Петра Петровича. Ты понимаешь?
– Я, я! – кивает головой старик. – Аллее капут!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Беседуют Виль Липатов, писатель, секретарь правления Союза писателей РСФСР и Николай Анучин академик Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина