Н. АНУЧИН. Грешным делом, подумывали – слаб человек. Но ведь мы же не о себе пеклись, не о своих интересах – о государственных, о народных. Казалось бы, громкие слова, только зачем их бояться – громких слов? У нас порой принято брезгливо морщиться: де, ложный пафос, неискренняя патетика. Да, бывают случаи, когда за пафосом и патетикой скрывается пустота мысли и бездеятельность. Но ведь мы же говорим о другом: если идея верна и желание бороться за нее единственно и необходимо, то любое чувство будет верным и искренним. К слову сказать: тем, кто боится пафоса и «громких» фраз, стоит вспомнить годы революции, годы гражданской и Великой Отечественной, годы первых пятилеток – годы громких слов и громких дел...

Простите мне это отступление от темы.

В. ЛИПАТОВ. По-моему, это не отступление, это сама тема. Тема принципиальности в науке, тема научной одержимости и научной добросовестности. И не только научной, потому что и одержимость и добросовестность – качества общечеловеческие, и они необходимы в любом деле. Во всяком случае, я именно так воспринимаю ваш рассказ.

Н. АНУЧИН. В таком случае мы еще вернемся к этой теме, а пока я продолжу свою историю. В общем, рук мы тогда не опустили, решили: обратимся к писателям, публицистам, попробуем их заинтересовать нашим делом. Почему мы выбрали именно Леонова? Да потому, что он уже выступал в печати со статьями о городских садах, о парках, об их устройстве и охране, словом, не был новичком в «лесных вопросах». Да и позиция его в этом вопросе была нам близка. Кроме того, Леонов – это имя, и мы думали так: уж если он встанет на нашу сторону, если мы убедим его в нашей правоте, то его поддержка будет значить многое.

Пришли к нему, рассказали. Он заинтересовался не сразу, прицеливался поначалу, взвешивал аргументы той и другой стороны, даже в институт к нам приезжал, а потом потребовал: «Ну-ка, дайте мне вашу лесную литературу».

А у меня на кафедре сохранились комплекты лесных журналов за сто лет, с момента выхода первого номера. Так мы эти комплекты Леониду Максимовичу пачками таскали. Не буду утверждать, что он их от корки до корки читал, но просматривал все наверняка. И вот что странно мне было: его интересовали такие мелочи в журнале, мимо которых мы, лесовики, проходили, не оглядываясь. Например, объявление: «Купец такой-то приобрел такую-то лесосеку, м ему требуется рабочая сила. Оплата такая-то». Или еще: «На складе компании есть форма лесничего. Куртка стоит столько-то, фуражка – столько-то, кокарда – столько-то».

В. ЛИПАТОВ. Естественный интерес: это ведь черточки быта, а уж если писатель взялся за какую-то тему, связанную с делом, с профессией, то такие черточки приобретают для него огромное значение.

Вы, вероятно, ожидали от Леонова публицистического выступления: статьи или очерка, но уж никак не романа. Но любая статья может расставить акценты, подтвердить ту или иную теорию, словом, не выведет проблему за рамки научной. А любое художественное произведение (если, конечно, оно талантливо) способно обобщить частную проблему, сделать ее близкой и важной каждому, не только специалистам-лесоводам. Впрочем, забегая вперед, роман Леонова тем и силен...

Н. АНУЧИН. Леонид Максимович работал над романом больше четырех лет, и вот в пятьдесят третьем в «Знамени» впервые был опубликован «Русский лес». Там, как вы помните, прослеживаются две научные линии: профессора Вихрова и его противника – профессора Грацианского, ярого сторонника, увы, хорошо знакомой нам идеи: мол, леса у нас хватает, и никаких ограничений рубки быть не должно. Леонов резко осудил в романе эту линию, назвал ее «грацианщиной», и поэтому, когда книжки журнала появились в свет, со всех сторон понеслись возгласы: нашлись-де люди с сомнительными моральными устоями, которые и сами защищают вредные идеи и большого писателя запутали, обманули. Даже по нашим лесным вузам установку пустили: проработать роман и осудить его как ошибочный в концепции.

И вот тогда Союз писателей СССР организовал дискуссию о романе, которая проходила на улице Воровского. Было это в пятьдесят четвертом, роман еще, по-моему, даже книгой не вышел, по журнальным номерам дискутировали. Леонид Максимович так волновался, что не решился поначалу присутствовать. А дискуссия, к слову, длилась несколько дней.

Против романа выступил писатель Степан Злобин, который учился в лесотехническом как раз тогда, когда теория постоянства пользования лесом была не в почете. Его поддерживали, но не очень дружно: чувствовалось, что основная масса писателей настроена за роман, за его идею. И в конце дня Константин Паустовский (а он вел дискуссию) дал слово мне. И пока я выступал, в зале стояла тишина. Заслуга в том, конечно же, не моя, а тех теорий и тех фактов, о которых я им рассказывал. Потом выступали еще ученые, поддерживали меня, и в конце концов дело дошло до того, что профессор, который особенно яростно критиковал роман, чуть не со слезами умолял: «Не сравнивайте меня с Грацианским».

А последующие события все знают. Леонид Максимович Леонов получил за роман «Русский лес» Ленинскую премию, и сегодня уже никто в здравом уме не выступает против теории постоянства пользования лесом, настолько она очевидна.

В. ЛИПАТОВ. Это решение рано или поздно, но состоялось бы, ибо оно действительно очевидно. Просто роман ускорил его. Вы думаете, ваш противник не понимал правильности теории постоянства пользования? Прекрасно понимал. Только удобно ему было не понимать, притвориться новатором, обличающим ретрограда, а потом на костях этого «ретрограда» строить карьеру.

Ваша история – это рассказ не только о научной победе да и не столько о ней. Это рассказ о принципиальности человека, о его честности. Человека вообще, а не только ученого.

Мы уже говорили о необходимости для настоящего человека, особенно молодого, обладать добросовестностью. Я в это понятие вкладываю не только и не столько добросовестность в проведении каких-то опытов или исследований или вообще в работе, – это и так ясно. Нет, добросовестность прежде всего должна проявиться в отношении к тем идеалам, к тому делу, которому ты взялся служить. В конце концов никто не заставлял вас быть лесоведом, но раз уж вы стали им, извольте быть добросовестным. Боритесь за идею, даже если против нее вдвое, вчетверо больше сил, чем у вас. Не сдавайте позиции только ради личного спокойствия: мол, нас не трогай, и мы не тронем. Страшная мыслишка, которая погубила не одного способного ученого.

И, повторяю, все это относится к любому делу, к любой профессии – от слесаря до ученого, – быть честным, быть принципиальным, быть добросовестным.

Н. АНУЧИН. Сейчас молодежь, особенно двадцатитрех, двадцатипятилетние ребята, выпускники вузов, в большинстве своем относится к делу горячо, с интересом, ревностно. Это я по нашему лесотехническому институту сужу.

В. ЛИПАТОВ. Это верно. Но беда в том, что кто-то из них к тридцати годам прекрасно осваивается с той обывательской позицией, о которой я говорил. Удобная позиция, спокойная, непыльная. Так и появляются Грацианские, чиновники от науки, карьеристы.

Н. АНУЧИН. Но ведь и вихровы есть.

В. ЛИПАТОВ. К счастью, есть. И сила все-таки за ними. Ваша жизнь – пример того, как надо бороться за идею до конца, до победы.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.