В каждодневных городских хлопотах редко думаешь, что сейчас где-то растят пшеницу, размалывают зерно и у жарких печей стоят белые пекари. Хлеб! Что ни год, людям его надо все больше и больше. Нас уже четверть миллиарда, а земля... земля не растет.

У нас такая просторная страна, но на каждого приходится уже меньше гектара пашни. Считается, что на человека надо производить тонну хлеба в год. Сюда входит не только тот хлеб, который мы едим за столом, не только макароны, печенье, пирожные, но еще и зерно, идущее на корм скоту, в переработку на пиво, спирты и многие другие продукты. Тонна в год... Но ведь берут с гектара и по полторы тонны и больше. Значит, все хорошо и беспокоиться не о чем! Нет, оснований для беспокойства много. На том гектаре с минусом надо рядом с пшеницей посадить еще картошку, подсолнухи, свеклу, капусту, хлопок, лук, огурцы... И останется под зерно в лучшем случае полгектара. А они тонну хлеба пока не дают. К тому же раз в шесть-семь лет земле надо дать отдых.

И еще. Хлебная нива может быть тучной, под благодатными дождями и ярким солнцем способна налить могучий колос. И может оказаться скудной, когда на нее обрушиваются в бесснежье лютые морозы, когда тонкие, еще не окрепшие стебли терзает черная буря и листья сохнут от палящего суховея.

Человек пока не волен заказывать дожди, когда поля просят пить, пока нельзя отвратить бурю, укрыть нивы от зноя. Но сеятель ищет пути, как возделывать нивы, чтобы были влага и пища, творит сорта, способные противостоять невзгодам. Человек умеет много, но еще немало «зеленых тайн» пока сокрыто от него.

Каждый год с первых июльских дней начинают стрекотать жатки по кубанским и донским берегам, в Херсонской степи, за Перекопом, под Киевом... Потом все выше, северней – в Белоруссии, Прибалтике – и дальше на восток – в Заволжье, Казахстан, Сибирь. И еще догорают зори последних дней страды, когда не с юга на север, а обратной волной накатывается фронт иных забот – разворачивается осенний сев. Значит, начинается хлеб, который будет кормить нас через год, а пока докашивают этот. Докашивают, чтобы не осталось ни колоса в поле, не потерялось ни зерна в соломе. Да и солому стараются не отдать огню, не пустить под снег – сберечь всю, до охапки, для ферм.

Пишу и вспоминаю жатву 74-го. Да, она была трудной и во многом особой. Весной над старыми нашими житницами вновь кружили черные бури, пришлось много пересевать. Был май с теплыми фронтальными дождями «от моря до моря», и была у хлебороба радость: «Растет! Все хорошо растет». И выросло действительно на диво. А дожди... дожди «не отключались». Им бы лить в Казахстане, на Алтае, где всходы сохли, а земля трескалась. Лило же на Украине, в Поволжье, на Ставрополье, по веси Кубани, где надо было убирать. Не впервые это – льет не «когда просят, а когда косят».

Трудной была страда 74-го. А разве случалась она когда-нибудь легкой! Нет... Не бывает ни легкой жатвы, ни легкого хлеба. Потому-то не на праздник урожая, когда пекут из нового хлеба неподъемный караваи и девчата плетут венки из золотистых колосьев и венчают ими героев косовицы и молотьбы, а под раскаты грома и шум дождя радио несло на полевые станы вести: «За мужество и мастерство... высокие успехи... рекордные намолоты... наградить орденами и медалями... присвоить звание Героя Социалистического Труда».

Да, то был год небывалых рекордов. Высокие награды, приветствие Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева ростовским механизаторам вызвали массовый героизм тысяч и тысяч комбайнеров, шоферов, работников колхозных и совхозных токов, хлебоприемных пунктов. Хлеб надо было вырвать у непогоды, .обмолотить и высушить сырой, поднять тот, который полег на корню, свалить проросший сорняками... Лавины комбайнов и колонны грузовиков уходили от дождя и штурмовали сухие массивы. Если можно было косить, косили по 20 часов, по 22, а случалось. работали и сутками. Когда это было, чтобы за сезон молотили на комбайн по 20 тысяч центнеров! Даже по 2S5тысяч!

Нет, такого еще никогда не было. Но повторилось еще с большим размахом этим летом. Повторилось потому, что процесс этот уже необратим. И еще потому, что темп, взятый на жатве-74. механизаторы подхватили на подготовке почвы к осеннему севу и подъеме зяби. Инициаторы того движения, волгоградские земледельцы, к своему празднику –

Дню работников сельского хозяйства вспахали почти три миллиона гектаров зяби – вдвое больше, чем на ту же дату годом раньше. Пример показали В. Я. Стенковой и его друзья из совхоза «Волго-Дон».

В. Я. Стенковой вывел свой трактор на край загонки, неторопливо осмотрелся, перекурим, парой слов перекинулся с агрономом и остался с полем наедине. До конца смены.

Дед не поверил бы, что в тракторе, который сейчас двинется пахать, рокочет огромный «табун лошадей». Даже не один, а несколько «табунов». Не поверил бы родитель, что отполированные лемеха многокорпусного плуга способны обернуть хоть полуметровый пласт крепчайшем, прошитой корнями дернины. Стенковой взрезая пласт, как бритвой, и за плугом потянулся черный бурун.

Уже трудно зримо вообразить, что когда-то этими же, только бурьянными полями а сабельную атаку катились лавины конников в островерхих прасйрввездиых шлемах, катили «за землю, за волю, за лучшую долю». Трудно представить, что дорога к трактору «тому лежмя через голод и разруху, через ленинскую мечту о стотысячной железной армаде для утверждения социалистической деревни. Тогда так и говорилось: «Чем больше в деревне железа, тем больше в ней социализма».

Молоденькому бедняку Петру Дьякову, о котором потом пелось «Прокати нас, Петруша, на тракторе, до околицы нас прокати», кунаки не могли простить, что он владеет «железным конем». Не могли простить потому, что с того коня начинается богатый хлеб; Петра Дьякова облили керосином и подожгли.

Первый трактор херсонского колхоза «Новая жизнь» пахал, сеян, стаями рекорды... Воевал, когда началась война, был ранен, горел и снова пахал, пока вознесли его, будто геройский танк, на торжественный пьедестал памятником первым трактористам.

18-летний рязанский механизатор Анатолий Мерзиов сгорел на поле, спасая хлеб уже в паши дни. Сгорел потому, что хлеб, взращенный такими большими трудами, не должен гибнуть, доли сан доставаться людям.

Хлеб и металл. Хлеб был первым и , самым большим богатством Страны Советов после разрухи. Он помогая поднять из развалин мертвые заводы и фабрики, шахты и рудники. А промышленность, в свою очередь, создала большую индустрию хлеба. Метам, как известно, начинается с руды. Ее надо перевезти, выплавить чугун, сталь, прокатить лист, сделать оттеки. И только потом создать машину. Так и хлеб.

Он начинается с земли. Для непосвященного она прах, который ничего не стоит. А ей нет цены! Можно затратить огромные средства и построить звездолеты, способные облететь блинами и дальний космос А создать рукотворную горсть земли нельзя никакими миллиардными вложениями даже в крохотной пробирке. Нельзя потому, что над тоненьким слоем, покрывшим планету Земля, природа трудилась миллионы и миллионы лет.

Здесь свершается то сокровенное и величайшее из таинств, когда малое семя выбрасывает и свету зеленый росток, разбившись о который луч солнца дает начало всему живому. И вот это-то бесценное богатство вверено человеку, чья должность в обществе – земледелец. От того, как работает он, во многом зависят жизнь народа, экономика государства.

Можно подготовить ниву к посеву отлично, можно хороню, примут ее и с оценкой «удовлетворительно». Можно по-разному посеять и по-разному убрать. Но разница в урожае на поле, где все операции выполнялись с высшим старанием, и на том, где ставились «тройки», будет разительной. Брам ни на обработке, ни на уходе переделать практически невозможно. А начнешь переделывать – еще больше иссушишь почву, распылишь.. Вот почему самым строгим судьей человека, работающего с землей наедине, всегда была и будет его совесть, его трудовая честь.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.