Отнялись ноги, вкопанно остановились. И сердце оборвалось.
СЕГОДНЯ...
– Володя, Володя, ну, что ты... не воротишь, – загудел над ухом Копытин.
Варя! Варя! Этого не может быть! Это глупость! Вздор! Небыль! Варя!
Варя, это я должен был сегодня погибнуть, но я же вернулся! Ты обещала дождаться меня, Варя!..
СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ПРИ ЗАДЕРЖАНИИ ВООРУЖЕННЫХ ПРЕСТУПНИКОВ ПОГИБ НАШ ТОВАРИЩ-ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ СОВЕТСКАЯ ДЕВУШКА ВАРЯ СИНИЧКИНА.
НЕТ ЧЕЛОВЕКА В УПРАВЛЕНИИ,
В КОТОРОМ НЕ ВЫЗВАЛА БЫ ЭТА ВЕСТЬ
ЧУВСТВА ГЛУБОКОЙ СКОРБИ.
Подпрыгнула подо мной мраморная плита, заплясало все перед глазами. Варя! Не может этого быть... И обрушился на меня страшный крик наших пяти неродившихся сыновей, жалобно плакал маленький найденыш, который должен был принести мне счастье, кружилась Варя со мной в вальсе, и глаза ее полыхали передо мной, и я помнил сердцем каждую ее клеточку, и добрые ее, мягкие губы ласкали меня, я слышал ее шепот: «Береги себя», – и руки мои были полны ее цветами, которые она принесла мне в ноябре, в самую страшную ночь моей жизни, уже мертвая. Она ведь умерла, когда ушла от меня во сне на рассвете, и сердце мое тогда рвалось от горя, и я молил ее оставить мне чуточку памяти... Варя!
Обнимал меня за плечи Копытин, гудел что-то надо мной, я взглянул на него – слезы каплями повисли на его длинных рыжих усах. Они все знали, поэтому боялись посмотреть мне в лицо...
Какой-то серый туман окутал меня, я ничего не понимал, и сколько меня ни тащил Копытин, я не двигался от Вариной фотографии.
Волосы ее были забраны под берет, и ярко светили ее веселые глаза.
ПАМЯТЬ О ВАРЕ СИНИЧКИНОЙ, СЛАВНОЙ ДОЧЕРИ ЛЕНИНСКОГО КОМСОМОЛА, НАВСЕГДА ОСТАНЕТСЯ В НАШИХ СЕРДЦАХ...
Я оттолкнул Колытина и выбежал на улицу. Снова пошел крупными хлопьями снег, он таял на лице прохладными щекочущими капельками. Где-то я потерял свою кепку, но холода совсем не чувствовал. Я вообще ничего не ощущал – я весь превратился в ком ревущей, полыхающей боли, одну сплошную горящую рану. Варя...
Не помню, где я бродил весь день, что происходило со мной, с кем я разговаривал, что делал. Беспамятство поглотило все.
Когда я опомнился, то увидел, что сижу в нашем кабинете. Был ли это еще день или уже накатила ночь, я не знал, но вокруг были ребята: Гриша, Пасюк, Тараскин и Копытин.
– Володя, пошли ко мне, у меня переночуешь, – сказал Тараскин.
– Пошли, – согласился я, мне было все равно. Открылась дверь, заглянул какой-то краснощекий майор, спросил:
– А где Жеглов?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
С начальником «Главтюменьгеологии», лауреатом Ленинской премии, Героем Социалистического Труда Юрием Георгиевичем Эрвье беседует специальный корреспондент «Смены» Леонид Петров