Нацепил малоколеечку и пальтишко Промокашка, влез в реглан «убийца-Тягунов», накинул на плечи ватник Чугунная Рожа, подпоясал ремнем шинель Левченко. У стены неподвижно стояла бабка Клаша и буравила меня глазом. Но молчала.

– Ну, молодцы родимые, с богом? – сказал-спросил горбун. – Присядем на дорожку, за удачей двинулись мы. И снег нам сподручен: коли там оперы были, то на пустыре они наследили обязательно...

Все присели, а горбун сказал:

– Верю я, будет нам удача: по святому делу пошли, друга из беды вызволять.

Я подумал, что он гораздо охотнее отработал бы друга своего, как кролика вчера, кабы не боялся, что он их завтра всех сдаст до единого...

Горбун встал, подошел к бабке Клаше, обнял ее, и троекратно расцеловались они.

– Жди, мать, вернемся с удачей...

Ах вы, нечисти! Упыри проклятые! Кровью чужой усосались, гнездовье на чужом горе выстроили, на слезах людских...

Да ты, бабка Клаша, не на меня смотри, а на своего распрекрасного горбуна! Последний раз вы видитесь! Конец вашей паучьей семейке наступил! Не вернется паук, не вернется...

– Стерегись его, Карпуша, – сказала бабка и показала на меня в упор пальцем.

А я ей поклонился и сказал:

– Готовь, бабка Клаша, выпивку-закуску, пировать к тебе приеду...

– Пропади ты пропадом! – громко, с ненавистью шепнула она и отвернулась.

Горбун толкнул меня легонько в спину:

– Хватит языком трясти. Пошли...

На улице был сладкий снежный запах, белизна и тишина. Во дворе за двухметровым заплотом стоял уже прогретый хлебный фургон, горбун уселся с Лошаком в кабину, а мы попрыгали в железный ящик кузова. Заурчал мотор, затряслась под ногами выхлопная труба, грузовик медленно тронулся, перевалил через бугор у ворот и выкатил на улицу. И поехали мы...

Тягунов, Левченко и я уселись на пустых ящиках, а Чугунная Рожа и Промокашка сняли с борта длинную доску, и под ней открылись продольные щели, как амбразуры. В фургоне стало светлее, и через щели мне были видны мелькающие дома, трамвай, влетела и сразу же исчезла пожарная каланча. Мы ехали из района Черкизова в сторону Стромынки...

Ужасно хотелось курить. В кармане я нащупал кисет, который мне дал вчера Копытин: «Защемит коли – потяни, легче на душе станет...» Сильно трясло на ухабах заледеневшей мостовой или руки у меня так сильно тряслись, но свернуть цигарку никак не удавалось – все время табак просыпался. Левченко долго смотрел на меня, потом взял из моих рук кисет и очень ловко, быстро свернул самокрутку, оставил краешек бумажки самому зализать и протянул мне. Чиркнул, прикурил, затянулся горьким дымом, ударило мягко, дурманяще в голову, оперся я спиной о холодный борт и закрыл глаза.

Вот и подъезжаю я к концу своего пути. Вся надежда на нашу встречу, если Жеглов догадается насчет двери в кладовку... Интересно, о чем думал Вася Векшин, когда к нему на скамейку подсел бандит... За тебя, Вася, отомстили... И за меня с ними со всеми рассчитаются... Только самому еще очень хотелось пожить... Дожить до обещанной Михал Михалычем Эры милосердия... Прощайте, Михал Михалыч... Вы как-то сказали, что люди узнают о вашей жизни только из заметки в газете о вашей смерти... А получается все наоборот... Обо мне...

Заскрипели тормоза, фургон стал притормаживать...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• 13
• 14
• …
• 17
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.