Тамбовский Иван Фиолетон, крестьянский сын, ставший слесарем на нобелевских промыслах, ставший рабочим и любимцем рабочих и их вожаком («Ваничкой» называли они его), ставший государственным деятелем Трудовой Коммуны, комиссаром по делам народного хозяйства.

Родом тбилисец, выпускник Московского университета по историко-филологическому факультету Григорий Корганов, комиссар Коммуны по военно-морским делам. Родом из Белоруссии, из маленького еврейского местечка на Могилевщине, Яков Зевин, комиссар труда. Родом из Шуши, что в Нагорном Карабахе, Мир-Гасан-Зезиров, комиссар земледелия. Родом рижане, два моряка, два участника штурма Зимнего в октябре

1917 года — Владимир Лопухин, чрезвычайный комиссар Военно-Морской коллегии, и Эйжеи Берг, член Военно-Революционного Морского Комитета.

Неважно, откуда они пришли. Важно, что они боролись за Бакинскую Коммуну, что они полегли за нее. Все вместе, в один трагический час.

Они были до щепетильности честны, прямолинейны и благородны.

В конце августа 1918 года в Совете обсуждался вопрос о приглашении в Баку английских войск. Мотивировка эсеров, дашнаков и меньшевиков: не справимся с наступлением на Баку турков, не справимся с голодом и т. д. На самом деле — тайный сговор с англичанами, на самом деле — при помощи англичан вытеснить из Баку большевиков. Большевики настаивали: никогда никаких компромиссов с интервентами, душителями Советской России!» Большинство депутатов-коммунистов в эти дни были на фронтах, и предложение пригласить англичан небольшим перевесом голосов победило. Бесчестно, горько, но факт. Комиссары сложили свои полномочия.

Сложив свои полномочия, бакинские комиссары могли рассчитывать на выезд из Баку в Советскую Астрахань. Открыто и доверчиво погрузились они на пароходы вместе с отрядами красногвардейцев, вместе с семьями и детьми. Отплыли. По приказу англичан за ними послали погоню, нагнали в открытом море, обстреляли, повернули вспять. И даже заключенные в тюрьму, обливаемые несусветной грязью в меньшевистских газетках, были избраны в Совет депутатов Шаумян, Азизбеков, Джапаридзе, Фиолетов, Зевин, Корганов, Басин, Малыгин и другие.

Они ждали своей участи в тюрьме со спокойствием и верой в справедливость. Ведь они же оказались в руках людей, с которыми у них на протяжении многих лет были серьезные разногласия, но которых они, однако, и пальцем не тронули, придя к власти. Даже заседали с ними вместе в Совете! Тем не менее люди эти, продавшие Баку англичанам, не нашли ничего лучшего, как обвинить комиссаров в «государственной измене»!..

Когда турецкие войска с отрядами мусаватистов вплотную подошли к Баку, новоявленным диктаторам вместе со своими благодетелями из Англии пришлось поспешно драпать. Комиссаров они оставили на расправу новым правителям. Только энергичными действиями бакинских подпольщиков-коммунистов во главе с А. И. Микояном удалось в последнюю минуту вырвать комиссаров из заточения и посадить на отправляющийся в Астрахань пароход. Уже в море эсеровски настроенная команда парохода изменила курс на захваченный эсерами Красноводск. И тут была у комиссаров возможность силой оружия заставить команду подчиниться им. Но они не хотели крови матросов, не нашли возможным беспокоить беженцев, заполнивших палубы парохода. Они верили еще в то, что в Красноводске с ними ничего пагубного не случится, что английская администрация не разрешит по отношению к ним никаких акций, противоречащих суду и совести.

Они верили в лучшее даже тогда, когда к ним ночью в тюремную камеру ворвались пьяные главари эсеровского правительства в Закаспии и вывели их на поезд, объявив, что везут в Ашхабад на суд.

Комиссары не знали, не ведали тогда, какие (не лишенные основания!) соображения роились в башке генерала Малессона, главы Британской миссии в Средней Азии. Соображения, которыми он значительно позже, в 1933 году, поделился со своими соотечественниками в лондонском журнале «Фортнайтли ревью»:

— На НАШИ (?!) берега вдруг высадилась целая группа влиятельных агитаторов России, — писал он. — Учитывая неустойчивость местного населения, было вполне возможным, что им удастся вновь большевизировать этот край...

Ну, да, конечно! Как всегда, как и сегодня, агитаторы России — красный жупел, опасность номер один!..

— Правда, комиссары были неопасны, — продолжал он, — в том смысле, что они были лишены огнестрельного оружия. Но они обладали гораздо более грозным оружием, чем автоматы, — могуществом опытного агитатора, которое повелевает массами...

Сейчас эти раздумья звучат как оценка. Тогда они решили участь. Их было достаточно для сигнала к действию прислужникам, заплечных дел мастерам, дружинникам партии правых эсеров. И сели комиссары в вагон специального состава. В одном — они, в другом — палачи.

Была глубокая ночь, сентябрьская, теплая еще в этих местах. Поезд мчался через пустыню без остановок, без огней. Через несколько часов притормозил на 207-й версте. Двери вагона раскрылись:

— Выходите!

Кое-кто захватил вещи. Под ногами хрустит песок. Ровная, как скатерть, земля. Маячат только телеграфные столбы. На востоке — утренняя заря. После душного вагона дышится свободно. Неясно лишь, куда ведут, если вокруг никакого жилья...

Лишь через год и три месяца, 20 декабря 1919-го, войска Туркестанского фронта, освобождая закаспийские земли от всякой нечисти, подошли сюда. Член Реввоенсовета фронта Валериан Куйбышев телеграфировал Президиуму ВЦИК о том, что «между станциями Перевальная и Ахча-Куйма в Закаспии, на днях взятыми нашими войсками, находится место, где зарыты предательски расстрелянные товарищи Шаумян, Джапаридзе, Петров и другие бакинские товарищи». А местные жители-рабочие раскрыли могилы. Раскрыли и содрогнулись...

Первое сообщение из Казанджика. Телеграфист. Руководитель казанджикских большевиков:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.