Старая казачья станица привольно разметнулась по берегу Урала. Мазанки, посеревшие за ненастье, каждой весной подновляются, контрастируя со слякотью долго не просыхающих, немощеных улиц. А за околицей, сколько хватает глаз, степь. Оцепенелая зимой и воскресающая с приходом тепла птичьими голосами, прозрачными ароматами трав и цветов. И высокий, до боли знакомый любому мальчишке песчаный скос над рекой — по нему пробирался с последней надеждой на спасение раненый Чапай...

Да, это Лбищенск. Станица, где погиб легендарный комдив. Теперь она носила его имя — Чапаево. Шел военный 1944 год...

По улице, бескрайней и широкой, как иной городской проспект, неторопливо месили грязь два паренька: один — долговязый, чернявый, другой — ниже ростом, но не по-мальчишески плотный, даже кряжистый.

— Мне бы только до Александрова Гая добраться, — сказал тот, что пониже. — А там... Первый товарняк — мой!

— До Уральска ближе. И поездов не сравнить больше, — резонно возразил спутник.

Но крепыш только усмехнулся:

— В Уральске меня уже знают...

В то же мгновение ребята едва успели отскочить в сторону: мимо пронеслись щеголеватые дрожки на «дутиках». Словно влитой в сбрую, серый в яблоках иноходец гневно скосил на них красный глаз. На козлах сидел красавец Лешка Чопович, сын банщика. Он работал кучером у управляющего местной конторой «Заготскот» и в отсутствие хозяина не терял случая, чтобы продемонстрировать превосходство над пешим людом. Особенно если этот пеший люд — его однокашники. Тщеславие Лешки подогревалось еще и тем, что Яблочко — так звали жеребца — постоянно ночевал у него на дворе. Справедливости ради надо признать, что Лешка обхаживал и лелеял лошадь, как малое дитя.

— Чтоб у тебя дутик лопнул! — зло крикнул вслед крепыш.

На площади перед клубом толпился народ. Оттуда доносились аплодисменты и нестройные звуки туша. В кузове грузовика с откинутыми бортами стоял длинный стол, застеленный кумачом. На столе навалом лежали бязевые отрезы, грубошерстные женские платки, куски хозяйственного мыла, телогрейки, галоши...

— «Доярка Коваленкова Дарья Ивановна, — читал по списку однорукий седой человек в полувоенном френче, — за хорошую работу для фронта награждается отрезом на простыню и еще бушлатом для дочери». Прошу! — обратился он к оркестру. Громыхнул туш, а раскрасневшаяся от волнения доярка стала пробираться сквозь толпу к грузовику.

С тех пор как в Казахстан пришло распоряжение об отправке скота в освобожденные, разоренные войной районы Украины, Николай Григорьевич Попов, управляющий Чапаевской конторой «Заготскот», частенько встречал рассвет в своем рабочем кабинете. Сегодня утреннюю трапезу делил с ним только что вернувшийся из глубинки завбазой Матвей Захарович Кричевский.

Управляющий с неудовольствием косился на стоящую коробом грязную плащ-палатку Кричев-ского, которую тот по неистребимой привычке сбросил прямо на диван. Но делать замечания не хотел: предстоял серьезный разговор.

— Ты не стесняйся, Матвей, бери еще сахару.

— Я уж и так, Николай Григорьевич... Так что, — продолжал рассказ завбазой, — отобрать больше пятидесяти голов никак не мог. Правда, три стельные. Еще кому-то забот прибавится: вдруг разрешатся по пути?

— Не кому-то, Матвей, — вздохнул управляющий. — Тебе!

— Как вас понимать, Николай Григорьевич? — опешил Кричевский.

— Так и понимай. Другого подходящего начальника эшелона нет...

Кричевский молчал, похрустывая сухариком и прикидывая что-то в уме.

— Ну, что ж, — наконец сказал он, — до Джаныбека, думаю, двести коров как-нибудь доведем.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.