Перегон

Тогда крестьянин отвел парня в хлев — там жена его мыла вымя коровы. На боку у коровы стояло «ЧП».

Полтора десятка коров Джумат с ребятами нашел в овраге: заняв круговую оборону, животные рогами отбивались от наседавших хищников.

Володя Кричевский оказался на хуторе, где недавно побывал Лешка Чопович. Старик в фуражке с красным околышем сказал, что предупреждал «молодого командира», как он величал Лешку, об опасности встречи с волками...

Володя понимал, что если об этом узнает отец или Джумат, Лешке несдобровать. С другой стороны, и оставлять этого было нельзя: ведь из-за его безответственности оказалось под угрозой важное государственное дело. Посоветовавшись, ребята решили устроить Лешке суд чести, пока не оповещая об этом взрослых. Разговор был коротким и суровым, а мнение единодушным: после малейшего проступка Лешка будет с позором изгнан из отряда.

А вскоре произошло и доброе событие: родился первый за время перегона теленок. Всю ночь не смыкали глаз, боясь пропустить появление первенца. И когда он явился на свет, мокрый, дрожащий, беспомощный, ребята снимали с себя рубашки, чтобы закутать малыша...

В Джаныбеке Кричевский принял еще три сотни коров и почти 600 овец. За Джаныбеком уже начиналась Россия.

Известное по урокам географии озеро Эльтон издали выглядело особенно экзотически: казалось, что по краю оно подернуто розовой пленкой. Только подъехав ближе, ребята поняли, что это отложение солей на берегах.

С появлением в стаде мелкого скота ежедневный перегон пришлось ограничить 15 километрами. Курдючные овцы не выдерживали большего перехода.

Теперь у каждого юного погонщика была своя лошаль. и чувствовали они себя в седле куда увереннее. «Еще мало-мало — и джигиты!» — усмехался Джумат. Но и объем работы увеличился неизмеримо. А опасность новой встречи с хищниками не исчезла. Зачарованные таким изобилием лакомой баранины, волчьи стаи неотступно следовали за стадом.

У Раиса Шарипзанова произошло полукомическое столкновение с одним из налетчиков. Погонщик спал около телеги, на которой везли и оставили на ночь повредившую ногу овцу. Хищник схватил сонное животное, предпочитая разделаться с ним в более укромном месте. Но, прыгая вместе с ношей с телеги, упал... прямо на Раиса. Трудно сказать, кто больше перепугался в тот момент — волк или мальчик. Во всяком случае, разбойник бежал, бросив трофей, а Раис, успокоив овцу, уложил ее снова на телегу.

Потемнел, осунулся начальник эшелона. Почти не спал, мучимый тревожными мыслями. Нещадно палило солнце, высохли травы, скот томился жаждой. Теперь не только воду, хорошее пастбище найти было нелегко. Таяли и продовольственные запасы, а надежды на их пополнение были мизерными. Лишь изредка удавалось полакомиться лепешками, которые у Дарьи Коваленковой получались удивительно вкусными. А так хлебали тюрю. Но как ни голодно было — не пустили под нож ни одного животного. Хоть за это, право же, никто бы их не осудил. Ребята понимали свой высокий долг и только туже затягивали ремни.

Как-то Петя Семищенко ехал рядом с Кричевским-старшим.

— Вы уж меня извините, Матвей Захарыч, за то, что я тогда вам наговорил...

Начальник эшелона не ответил, словно и не слышал парня.

— Съехали мы с тележкой на обочину: матери надо было корову подоить, — продолжал парень, уставившись в холку лошади, — а все вперед ушли. Думаю, успеем еще, догоним. Вдруг вижу: они там, впереди, бросили все на дороге и бегом в поле. В канавах прячутся, под кустами — где придется. И только тут самолеты заметил — низко идут, на бреющем, и шпарят из пулеметов. Мы тоже на землю попадали... А поднялся я один... Мать и сестренка так и остались лежать... Там и похоронил их. А где, и не найду теперь...

— И моя семья так же уходила, — сказал начальник. — Полгода не знал, живы ли...

Волгу переходили по понтонному мосту почти в тех же местах, где в 1941-м Кричевский переправлял скот в противоположном направлении, спасая его от врага.

Руины Сталинграда, истерзанная сталью и свинцом, испепеленная земля... Еще не заросли травой брустверы окопов, не убраны с полей разбитые орудия, машины. Повсюду валяются снарядные гильзы, пробитые солдатские каски. А ребята оставались ребятами...

Однажды они нашли противотанковое ружье и, зарядив подобранными тут же патронами, решили пальнуть по обгорелой самоходке с огромным черным крестом на броне. Кончиться это могло трагически (проржавевшее ружье наверняка разорвалось бы), не окажись рядом Джумат. Без лишних слов он выхватил ружье, откинул далеко в сторону.

Тогда-то и появился приказ, строжайшим образом запрещающий прикасаться к чему бы то ни было, оставшемуся от недавних боев. Но все ли можно предусмотреть приказом?..