Рок

Рок

Вот и сейчас, с цветами...

Глаза его прямо горели от остервенелой и торопливой сосредоточенности. Она словно молодила его, прибавляла сил, надежды на что-то. И он ничего вокруг не замечал. Да и почему, с какой стати он должен замечать то, о чем я молчал тогда, о чем промолчали сейчас старики, о чем мы если и говорим. то так, что себя же после корим за бесхребетность и нерешительность.

— Ленька, остановись. Хватит. Слышишь?

— Брось ты! — прохрипел он, продолжая стричь. — Все продают. Одни они святые. — Ленька имел в виду стариков. — Слушай их больше — всю жизнь будешь мыкаться.

Один красный тюльпан, еще не вполне распустившийся, надломился от торопливых Ленькиных движений, и тот, досадливо сморщась, отбросил росистый цветок: подпорченный товар. Из другого стал выдувать букашку — постороннее существо, но она крепко засела в тычинках и, видимо, не хотела расставаться со своим мирком. Ленька нетерпеливо стряхнул букашку, да, видно, снова переусердствовал: сломался и этот цветок. Пришлось отбросить его как негодный...

Я заходил по делам на станцию, когда «скиталец» уже закончил торговлю. «Нарубить капусты» ему удалось всего на бутылку красного. Он не замечал меня, стоя у ларька, где торговала тоже по-своему известная в поселке буфетчица Томка. Корзинка с оставшимися цветами стояла рядом. А Ленька говорил в тех же тонах, что и вчера вечером:

— Я Недбайло, и я никогда ничем не торговал. Меня здесь все знают. А мой дед с его персоналкой — знаете кто? Граф Монте-Кристо. Он окопался в своем огороде и меня вынудил идти торговать, понимаете? Вот он — рок.

Заметив меня, Томка стала сигналить Леньке глазами. Но того было не остановить. Мне стало противно, словно не я Леньку, а он меня застал за чем-то постыдным, что надо скрывать от людей.

Он пришел домой вечером. Не побитый. Цветы в корзине помялись и завяли. Старики так удрученно молчали, что даже он, Ленька, почуял укор. Это было для него внове. И он старался о чем-то заговорить. Ему не отвечали. Бабушка как-то уж очень медленно и безучастно собирала ужин. А дед глянул на цветы, не стал ждать еды и не включил по заведенной привычке радио. Ушел к себе.

Первый вечер Ленька не говорил про рок. Не с кем было. «Скитальца» больше никто не слушал. Еще через день он засобирался.