Прибой у Котомари

Рабочих посадили в трюм. Он был сырой и холодный, но на это никто не обращал внимания. Всем хотелось домой, под синее небо.

Трюм закрыли, над головой прогрохотали по палубе солдатские ботинки, и катер потащил баржу в море. Волны швыряли ее, и скоро у большинства началась морская болезнь. Стоны людей смешались с хлюпаньем волн, с грохотом и скрипом расшатанных переборок.

Никто не знал, сколько уже прошло времени, никто ни о чем не думал. Прижавшись друг к другу, люди отупело дожидались конца своих мучений.

И вдруг кто-то закричал, что в трюм прибывает вода. Поднялась паника. Все вскочили и стали колотить в переборки. Многие бросились к люку. Но он был закрыт снаружи. А вода прибывала. Теперь уже все слышали ее зловещее клокотание. Вопли людей, которых обуял ужас смерти, слились в один звериный вой.

Оторванный в суматохе от брата, Ун вместе с другими метался и кричал в темноте трюма, пытаясь найти хоть какую-нибудь лазейку. Но ее не было. Повсюду Ун натыкался на железо.

Баржа погружалась. Вода уже доходила до груди и продолжала прибывать. Не выдержав ее напора, со звоном лопнула одна из переборок. Ун устремился к пролому. Чьи-то руки цеплялись за него, но он отдирал их от себя, с безумной яростью пробиваясь вперед. Срывая с тела куски кожи, он протиснулся в пролом и случайно уцепился за какой-то рычаг. Он рванул его и с бешеной радостью ощутил, как над головой открылась узкая горловина, в которую со свистом устремился оставшийся в барже воздух.

Над морем стояла кромешная тьма. Баржа уже едва возвышалась над водой, и Ун, не раздумывая, прыгнул за борт. Он плыл до тех пор, пока не почувствовал, что силы и сознание оставляют его. Некоторое время он еще пытался удержаться на воде, но тут в голове у него вдруг вспух и лопнул какой-то раскаленный добела шар...

Очнулся он на берегу. Возле, рассматривая Уна хитрыми сощуренными глазами, сидел пожилой японец. Когда Ун подкрепился чашкой горячей сакэ, японец рассказал ему, как он на своем Кавасаки подобрал Уна в море. Наверное, японец догадывался кое о чем. Но времена наступали тяжелые, и ему требовался бесплатный работник. Так Ун сделался батраком. А когда сына хозяина призвали в армию, вместо него пошел служить Ун. Чиновников, получивших от хозяина Уна солидный куш, не интересовало прошлое вновь испеченного рекрута...

Не догадываясь о переживаниях своего провожатого, Мунко сидел на повозке и следил за тем, чтобы бомбы не бились друг о друга, когда колеса проваливались в очередную рытвину.

Ненец был доволен. Он наконец-то развязал и выбросил повязку и снова чувствовал себя мужчиной.

Все идет так, как сказал командир. Они приехали, и Ун спрятал. Мунко. Хорошую нору сделал. Тепло в ней, как в чуме. Мунко не замерз, пока дожидался. А потом Ун пришел и повел его к складу. Часовой глупый. Сидел, как хабэвко* под снегом. И умер как глупец. Они открыли дверь и взяли бомбы. И теперь едут. Долго, однако. Командир беспокоиться. будет. Но разве виноват Мунко? Даже старуха Парнэ** не увидит сейчас дорогу. Только Ун увидит. Настоящий человек Ун. Мужчина.

____________

* Хабэвко — куропатка.

** Парнэ — богиня тьмы у ненцев. Представляется в образе хромой, некрасивой старухи.

Повозка внезапно остановилась. Думая, что они приехали, Мунко соскочил на землю.

Кореец стоял рядом с лошадью, зажимая ей морду руками. Разглядев Мунко, он прижал к губам палец.

Мунко затаил дыхание. Сначала он ничего не услышал, но спустя мгновение сквозь шелест дождя до его слуха донеслись чьи-то голоса. Кто-то шел навстречу повозке.

Медлить было нельзя. Ун потянул лошадь в сторону. Не чувствуя под ногами наезженной дороги, она заупрямилась, замотала головой, шатаясь вырваться. Но Ун был начеку. Он быстро схватил лошадь за нижнюю губу и с силой перекрутил ее. Подчиняясь боли, лошадь послушно пошла за корейцем.

Въехав в траву, они остановились и замерли. Загородив собой корейца, Мунко вытащил нож.

Судя по голосам, двое или трое людей прошли мимо них и стали удаляться. Немного подождав, Ун снова вывел лошадь на дорогу. Мунко занял свое место на повозке, и они поехали дальше.