— Давай на корму, Федя, — сказал Шергин. — Поджигай и вали назад. Времени у нас, сам знаешь, кот наплакал.
— Знаю, — отозвался Калинушкин.
Взяв заряды, он уже собирался юркнуть в темноту, но не успел: ослепительно белый свет вспыхнул у них над головами, опережая вой сирены и беспорядочные выкрики выскакивающих по тревоге людей.
Ун вел лошадь под уздцы. На дороге то и дело встречались лужи и колдобины, и кореец первым вступал в них, нащупывая ногами колею и осторожно направляя лошадь.
В двух шагах ничего нельзя было разобрать, но это не особенно беспокоило корейца. Он хорошо знал дорогу и мог бы пройти по ней с завязанными глазами. Его тревожило другое — шум, который они создавали. Несмотря на все старания Уна, лошадь шлепала по лужам, словно слон по болоту. Да и повозка гремела, как железная, когда колеса наезжали на камень или срывались в глубокую рытвину. Правда, пока это было не опасно, но скоро они должны были обогнуть озеро, и тогда часовой у плотины мог услышать шум.
«Нужно остановиться в лощине, — думал Ун. — Оттуда до плотины не больше половины ли*. Он подождет, а тем временем русский убьет часового. Тогда они подъедут и заложат бомбы...»
Сложные чувства владели корейцем.
С того момента, когда его, связанного, притащили на площадку и он увидел бесстрастные и суровые лица незнакомых людей, одетых в пятнистую невиданную одежду, он понял, что его судьба каким-то немыслимым образом пересеклась с их судьбами. Если бы у него спросили, что заставило его согласиться на участие в этом смертельно рискованном деле, он не ответил бы. Он следовал какому-то внутреннему порыву. Он мог бы не вернуться к этим людям и даже предать их, но он не сделал ни того, ни другого, и, шагая по темной дороге, проваливаясь в рытвины, вымокший и уставший от непривычного внутреннего напряжения, он думал лишь о конечной цели так внезапно свалившегося на него дела.
Он не сомневался в успехе. Только случайность или чрезвычайные обстоятельства могли помешать им выполнить задуманное. Но никаких помех пока не было. Они все сделали чисто. Никто не видел, когда они выехали. Ун не такой дурак, чтобы ехать старой дорогой. Он провел лошадь берегом, по воде, а на ней следов не остается. Склад они закрыли, а труп часового спрятали. Его можно искать хоть до конца жизни. Летчики в казарме? Они ничего не видели. Они перепились и горланили свои песни. А что им делать еще? Их ожидает последний полет. Их нагрузят бомбами, и они спикируют на палубы кораблей. Они сумасшедшие, эти летчики. У них у всех белые глаза... Часовой на плотине? Русский убьет его. Это не человек, а демон. Часовой у склада даже не вскрикнул, когда русский ударил его ножом. Так будет и на плотине. Никто не увидит их. Ночь. Солдаты спят, а когда бомбы взорвутся, Ун и русский будут уже далеко. Он отомстит за брата. И за всех тех, кого заморские дьяволы утопили в ту страшную ночь.
...Ун был третьим ребенком в семье. А всего детей было восемь, и, конечно, семье жилось нелегко. Но все же у них был свой чиби** и крохотное поле, на котором они выращивали чумизу и гаолян. После работы все собирались в доме, ели лук и бобы, а потом женщины садились плести соломенные сандалии для продажи, а мужчины собирались у себя, чтобы покурить и послушать рассказы отца.
_________
* Ли — мера длины, около 400 метров.
** Чиби — небольшой корейский дом.
Так шли годы, и ничего не менялось в деревне, но однажды из города приехал чиновник и объявил о мобилизации. Япония готовилась к войне, и нужно было строить укрепления. На работы забирались все здоровые мужчины от восемнадцати до сорока пяти лет. Так Ун с братом оказались на островах.
Вместе с другими рабочими они долбили твердую, как камень, землю, рыли котлованы, пробивали тоннели и подземные переходы. Работали с утра и до вечера, и с утра и до вечера их охраняли молчаливые солдаты с короткими винтовками за спиной. Иногда на стройку приезжали какие-то высокие чины, и в такие дни рабочим совсем не давали разогнуться.
Ночью в бараках кое-кто поговаривал, что надо бы бежать со стройки, но таких слушали с недоверием и опаской. Да и как можно было убежать с острова, когда кругом было море? Единственное, чем утешали себя измученные непосильной работой люди, так это воспоминаниями о прежней жизни, которая теперь казалась им раем.
Ун с братом спали на нарах рядом, и бывало, что всю ночь они проводили за разговорами о далеком доме, о сестрах и братьях, оставшихся в родной деревне.
Так было и в ту темную душную ночь. Уже почти все спали, когда в барак пришли солдаты. Они подняли рабочих, вывели их на улицу и строем повели куда-то. Пронесся слух, что всех отправляют на родину, и люди радостно переговаривались, не замечая ни дождя, ни порывов ветра.
Колонну привели на берег. Желтые фонари раскачивались над пирсом, возле которого темнел силуэт причаленной баржи.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.