Черепаха Эльвира и бабочка Глафира встречали Новый год. Время встречи было выбрано наугад: часов у Эльвиры с Глафирой не было, да и календаря, честно говоря, тоже. Они не держали календарей, чтобы, с одной стороны (со стороны бабочки), не видеть, как быстро летит время, а с другой стороны (со стороны черепахи), не замечать, как оно медленно ползет.
Но Новый год встретить надо. Хоть и не по календарю. Старый любит, чтоб его провожали, Новый любит, чтоб его встречали, — такие они, наши годы, каждому, как говорится, свое.
Бабочка и черепаха сидели под елкой, которая была, в сущности, и не елкой, а настоящим фруктовым деревом, являясь, таким образом, одновременно и елкой и накрытым столом, без которого не обойтись при встрече Нового года.. И тут же, под елкой (для смеху можно сказать — под столом) стоял у них медведь Эдуард, приглашенный ими в качестве Деда Мороза. Хотя никакого мороза в эту пору, признаться, не было, кроме разве что этого Деда, который стоял в своей шубе, словно вокруг него и вправду трещал мороз, и, переминаясь с ноги на ногу, говорил, что ему пора в спячку. Потому что Новый год он, видите ли, обычно встречает в спячке.
— Так вы уже встречали Новый год? — поинтересовалась бабочка Глафира.
Она еще никогда не встречала Новый год. И, может быть, никогда больше не встретит. Потому что — вы не заметили? — время очень быстро летит.
Черепаха Эльвира покачала головой и вздохнула, как вздыхала уже двести лет при упоминании о том, что время летит слишком быстро.
— Эх, — сказал медведь Эдуард, — помню, в позапрошлый Новый год эх и была у меня спячка! Все вокруг лежали — ни рукой, ни ногой. Очухались, когда Новый год давно прошел. Эх!.. Вот была спячка!
— Я этого не люблю, — сказала черепаха Эльвира. — Я повеселиться люблю, но только не до бесчувствия.
— А как вы любите? — спросила бабочка Глафира, которой любой опыт был в самый раз, потому что она еще никогда не встречала Новый год.
— Я люблю посидеть, поговорить, закусить, провожая Старый год, и закусить, встречая Новый. Попеть, как это положено... — И черепаха запела давным-давно рассохшимся голосом давным-давно не петый романс, перевирая слова на свой черепаший лад:
Как много прожито,
Как мало пережито...
— А у меня наоборот, — сказала бабочка Глафира, — прожито мало, всего два-три дня, а уж пережито, пережито... Не жизнь, а сплошные переживания! Вчера полетела на свет — чуть не сгорела. Позавчера полетела на свет — чуть не сгорела.
— Не надо лететь на свет, — сказала черепаха Эльвира.
— Как же не лететь? Неужели жить в темноте?
— Я двести лет живу в темноте, — сказала черепаха Эльвира. — Когда всюду светло, и я при свете. Когда всюду темно, и я в темноте. А чтоб я сама летела... — Она запнулась на слове «летела», — Поэтому, милая, я живу двести лет.
— Мне пора в спячку, — сказал медведь Эдуард.
— Успеешь в свою спячку, — отмахнулась от него черепаха. — Новый год все-таки! Видишь, мы веселимся! И ты с нами повеселись.
— Повеселись с нами, пожалуйста, — попросила бабочка Глафира.
— разве ж это веселье? — усомнился медведь Эдуард. — Я понимаю, когда все лежат...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Современное производство: труд и личность