Ведь это же горы! Отсюда первые впечатления бытия. 1941 год, лето. Дом, горы, дорога. Отец мне, четырехлетнему, достает цветные карандаши... Теперь это все — Памир, «крыша мира», «центральный пункт земли и неба»... А раньше — ломозубая вода в роднике, каменистая тропа вниз по ручью к доручастку, взрывники... Не хочется терять ощущения, которое возникает всякий раз при звуке «П а м и р»...

Он и теперь словно только что вышедший из моря: не трава на скалах, а лишаи да плесень. И словно выступили наружу следы недавних бедствий, сокрушительной, утихомиренной стихии. А в распадах гор замерли, притаились титанические — тектонические — силы: грозящие, крутые, разрушительные, которые и ныне корежат, коробят землю, потрясая ее до основания. И человек — невидимый, крошечный, незаметный,— который проложил здесь дорогу»

Геологи плачут, спускаясь с ледника, где они «пропадают пять месяцев в году». Плачут, ступив на камень, угадав, почуяв под ногами неколебимую твердь. И хотя это не земля вовсе, а лишь горная порода,— плачут...

Здесь, в хаотическом нагромождении скал, живут, не унимаются страсти; вторгаясь в нерушимые недра горы, человек извлекает на свет и золото, и рубины, и хрусталь, не говоря уже о минералах железа и олова и целебных грязях. А приникнуть к человеку, так и в нем, пожалуй, откроются сокровища, глубинные залежи бесценных кристаллов, дороже которых не бывало в мире! Характеры и переживания, достойные Шекспира. Но тем легче объяснить «горную болезнь» — пристрастие к горам, к Памиру...

Степь — это предчувствие гор. И, значит, есть такое чувство — горы!..

«Шунидан — кай бувад монанди лидан?» — говорят таджики.

«Услышанное — когда оно было сильнее виденного?»

Как бы там ни было, иногда надо сосредоточиться. Это бывает раз в год, может, больше — не знаю.

В горах — дорога. Она тревожит воображение, волнует память. Прихотливо ее явление, закономерность, последовательность. «Рохи сафед!» — так по-таджикски звучит доброе напутствие. Счастливого пути! Буквально же переводится — «белая дорога»...

Зной, зной, зной... И оплывший, лоснящийся на солнце гудрон. И шпарит по гудрону груженая трехтонка. Чихнет — и обдаст приторным бензинным перегаром. И след простыл. Только всколыхнется зной, да пахнет на тебя едко, невыносимо — дорога. И сразу потянет...

Гудит, подрагивает грузовик. Плывут по обе стороны июльские вечереющие поля. Набегающим шумом отзываются придорожные деревья. Шныряют по сторонам огоньки жилья. Все вокруг обволокла ночь. Звезды ворочаются в черном небе. Тупо шлепаются о кабину ночные жуки. Город давно кончился, длится ночь и дорога. Влажный волнистый воздух. И ничего нет больше, кроме этого наплывающего простора, напряженного струения, которое, должно быть, ощутимо только на лету.

Потом вдруг остановка. Ночлег. Вместе с шофером ковыляю в сторону от шоссе. Теплынь. По ногам трава. Заливисто и самозабвенно трезвонят цикады. И словно оцепенелые — звезды... Валюсь в траву. Она колко щекочет лицо и ладони. Жмурюсь, улыбаюсь и засыпаю...

Очнулся оттого, что холодок гуляет по телу. Трава проволгла. В стороне на возвышении шоссе примолкли в сумраке машины. Бреду туда, лезу под кузов. И ложусь животом на теплый, не успевший остыть за ночь гудрон.

И снова встаю. Впереди, на востоке, клубится исполинское варево рассвета. Там, в его недрах, должно быть, Памир. И воздух обновленный. И словно кислинка во рту. И кажется, дорога существует лишь для того, чтобы ты проснулся сегодня и вдохнул этого воздуха.

Таджикистан называют «автомобильной державой». И вовсе не потому, что предпочтение здесь отдают автомобильному транспорту, а потому, что порой только грузовику и бывает под силу проникнуть в труднодоступные горные районы и доставить по назначению необходимые народнохозяйственные грузы. Семьдесят процентов всех перевозок в республике приходится на долю автотранспорта. Большая забота «лежит на плечах» горных дорог Таджикистана.

Памярский тракт — один из немногих путей, которым Советский Памир (Горно-Бадахшанская автономная область) связан с Большой землей.

Непрерывным потоком движутся по тракту караваны автомашин. Днем и ночью. Летом и зимой. Они везут на Памир грузы. «Все — от гвоздя до рояля!» — как метко шутят шоферы.

— ...Ну а мы, пока автол, туда-сюда... В общем, Сергей уехал уже. Мы бы, конечно, и не заметили его, если бы не ехал со мной второй шофер. Он сбоку сидел. Там в обрыве справа мне не видно. Ночью было дело... Уже проехали, он и кричит мне: «Генка! Внизу машина лежит!..» Ну мы сразу — раз! Развернулись, спускаемся туда. Смотрим — лежит!.. В кабине жарко стало — заснул на подъеме. Заснул, и все. И — поехал прямо...

— Да и сам иной раз едешь, один если: не с кем заговорить там или чего-нибудь... И чего-то спать охота. Особенно когда на подъеме. Особенно когда вот здесь идешь. Ак-байтал! Машина тихо идет... Ты вроде и чувствуешь все, что ехать надо. А глаза закрываются. Спят, и все тут... Вот и пугаешь себя.

— Как пугаешь?

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.