Нет, не мертвенны, не пусты обширные зги пространства. Упорный созидательный труд советских людей преобразил жизнь дальнего Севера. Разительные перемены внесла в облик Эвенкийского национального округа минувшая пятилетка, новыми свершениями встречают XXIV съезд КПСС оленеводы, охотники, геологи... Наш репортаж — о сегодняшнем дне Эвенкии, о ее героических тружениках, о молодежи.

Научный сотрудник Туринского опорного пункта Василий Андреевич Киселев дал мне совет: — Хочешь Эвенкию увидать — с Тунгуской перво-наперво познакомься, с Нижней. Зиму пережди, а там не зевай — в Ербогачён лети, попроси местных мужиков хорошенько, плот живо сварганят, и по большой воде за льдом так и плыви. Чудес насмотришься — всю жизнь помнить будешь. Зверь весной выходит на берега, медведя, сохатого, оленя увидишь, а дичи... — Василий Андреевич в отчаянии махнул рукой: мол, рассказать об этом невозможно.

Я засомневался:

— Так-таки прямо садись и плыви? А помните у Шишкова: «В природе Угрюм-реки нечто дикое, коварное. Вот приветливо улыбнется она: «Плывите, дорогие гости, добрый путь»... Но вдруг стремительный поток подхватывает шитик и с предательским треском сажает на мель».

— Весной она добрая, с большой водой-то, добрая недельки две-три, да и осенью недолго, а в остальное время лучше не плыть.

И Василий Андреевич попотчевал меня серией историй из далекого и недалекого прошлого, когда не знала своенравная Тунгуска моторов и тянулись вдоль берега вереницы северных бурлаков — «илимщиков». Позже я увидел в музее маленький любительский снимок, весь потрескавшийся и желтый, и подпись под ним: «Илимка на Н. Тунгуске». За несколько лет, проведенных на Севере, я нигде уже не встретил такой лодки, служившей верой и правдой в старые годы, и предложил сотрудникам музея свои услуги — переснять редкую карточку...

Илимку заменили катера, самоходные баржи. Каждый год идет караван по большой воде из Красноярска по Енисею, затем по Тунгуске. Везет он продовольствие, промтовары (до четырех тысяч наименований!), строительные материалы, оборудование на целый год.

По маршруту, предложенному Василием Андреевичем, я так и не проплыл, и не потому, что не было желания — не хватило времени. Ведь край этот, называемый Эвенкией, по территории больше Франции, а только бассейн Нижней Тунгуски вместит на своей территории десять Швейцарии. Чтобы успеть увидеть здесь самое интересное и тем более познакомиться с людьми, о предках которых справедливо писали, что «для жителей Угрюм-реки весь мир — своя собственная деревня, непроходимая тайга, болото; кругом простор, и нет простора: ноги крепко вросли в землю, душа без крыл» — для этого надо постоянно быть в движении.

С Аней Салаткиной я встретился после рабочего дня уже как со старой знакомой. Накануне газета «Советская Эвенкия» поместила мой снимок Ани, как «молодого специалиста, недавно закончившего в Ленинграде пединститут имени Герцена и имеющего уже неплохие успехи в работе. Ее класс завершил четверть без двоек». И она отчитывала меня:

— Ну, зачем, зачем вы это сделали! Во-первых, много учителей, которые работают здесь давно и лучше меня. Во-вторых, мне теперь проходу не дают. Ученики и те: «Анна Григорьевна, а мы вас в газете видели!» А я же многого еще не знаю и не умею. И так тяжело было, а сейчас... сейчас из-за вас приходится работать вдвое больше.

Мы оба рассмеялись. Не так уж это и страшно. Больше работать — быстрее придет опыт.

Аня никак не может забыть Ленинград, подруг. Почти каждый день ей приходят от них письма — из разных уголков страны. И тогда она становится грустной: «Эх, быстрей бы отпуск, обязательно съезжу в Ленинград». А потом тут же признается, что, куда бы ни поехала, по Эвенкии скучает еще больше:

— Когда учились, особенно первые годы, буквально дни отсчитывала до каникул. Сидим с девчонками, географию учим перед экзаменом, и только про Север речь зайдет, слова «олень», «тайга» услышу, прямо слезы на глаза наворачиваются, хочется бросить все и на родину помчаться... А вот сейчас, видите, сижу в поселке и оленя-то три раза в году вижу.

И вдруг без всякой связи:

— Брат Гена учителем стал, Валера тоже, я — учительница. У Гены Сережка в этом году десятый класс заканчивает — в политехнический пойдет. А тайга? А олени? Помните, как у нашего поэта Алитета Немтушкина:

Коль забуду запах земли

И не так ей буду служить,

Для чего же руки мои,

Для чего мне на свете жить?

Я вспомнил этот разговор много времени спустя, в тайге, у ребят-оленеводов. Это была первая комсомольско-молодежная бригада в Эвенкии. Старики посмеивались: «Однако тяжело им будет. Это не кино смотреть». И впрямь они казались мне мальчишками. Самому младшему, Виктору, 16 лет. Начнут вдруг резвиться, задирать друг друга, устроят кучу-малу или из «мелкашек» будут стрелять по льдинкам на реке — кто попадет. А пасти оленей — дело сложное и изнурительное. Пятерым надо окараулить 1 500 оленей. В жару, в зной, в дождь надо по 8 — 10 часов в сутки мотаться в объездах, иначе олени разбредутся по тайге или прибьются к диким — и тогда поминай как звали. Бригадиром поставили Алексея Куркогира. Несмотря на свою молодость (ему 22 года), пастух он уже опытный.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.