– Давай так, – сказал в столовой начальник, – церемонии разводить не станем. На службе мы с тобой одно, а вообще – другое. Понимаешь? – Промзин кивнул, хотя ничего не понял. – Дружить будем, но без панибратства. Я этого не люблю. Ты парень вроде ничего. Я тебе поэтому так и говорю прямо. Год мы с тобой проработаем, потом я пойду в технический отдел, а тебя на мое место. Понимаешь? Директор – за. Так мне и сказал. Натаскай, говорит, Промзина, тогда переведу тебя в техотдел.
Промзину захотелось сказать начальнику, как вначале ему очень не хотелось ехать в Береговое, как он подумал, что Мстислав Иванович, его начальник, сух и черств, а вот теперь, когда они так ладно и хорошо беседуют, он понял, что и здесь можно жить.
– Ты ешь, – озабоченно посоветовал начальник, перебив смутно-радостную речь Промзина. – И не цапайся с Василием Владимировичем! Он мужик ничего. Пороху он не выдумает, но сварщиков в руках держит. Он простым сварщиком больше бы заработал. Я его еле уговорил пойти в мастера. Понимаешь? И вообще дружи с ним.
Начальник проводил Промзина до общежития, они покурили, заверили еще раз друг друга во взаимной симпатии, договорились, что в следующую получку надо будет еще так же культурненько посидеть, и расстались.
Посидеть не пришлось – срочно подвернулась путевка в дом отдыха, и начальник уехал в отпуск.
«Хорошо ему», – думает Промзин о начальнике и смотрит на стопку нарядов, которые перед самым обедом положил на стол Гаврилыч. Промзин еще не успел запомнить фамилии рабочих и сейчас, когда надо закрывать наряды, подолгу размышляет над каждым.
Он чувствует себя могущественным и великодушным. От его подписи на этом коричневом, из оберточной бумаги бланке зависит заработок сварщика Трунова, газорезчиков Сидорцова, Буйлова, котельщика Арсентьева и даже самого бригадира Аракчеева.
– Подписали? –В кабинет заглядывает Зоя. – Скоро гудок будет. Я бы как раз отнесла в отдел труда и зарплаты.
У Зои круглое, рыхлое лицо, неестественно яркие губы, узкие, щипанные рейсфедером (он однажды застал ее за этим занятием) брови и зеленоватые глаза.
– Я сам отнесу! – сердито говорит Промзин, спугнутый этим вторжением в мир его великодушной расчетливости
Голова Зои исчезает, и Промзин слышит обиженный Зоин голос:
– Мстислав Иваныч всегда мне доверял, а заместитель не хочет.
– Эх-хе, – доносится в ответ кряхтенье Гаврилыча, – не ведаем, что творим. Заместитель?! Он не заместитель, а исполняющий обязанности. Заместитель у нас один – Иисус Христос.
Зоя визгливо смеется и говорит:
– Ой, Гаврилыч, блажной же ты!
Промзин слышит эту беседу, злится на Зою и Гаврилыча, ему хочется крикнуть, чтобы они прекратили болтовню в рабочее время, но удерживает себя. В конторку, наверное, уже пришел на обед сварочный мастер, достал из своего стола сверток с едой, насыщается, беззвучно и тщательно пережевывая пищу.
Настроение у Промзина испорчено, и он уже не столь воодушевленно подписывает последние наряды, да и знает: Гаврилыч лишку не расценит.
Глухо доносится гудок, возвещающий обед. Гаврилыч и табельщица уходят, не слышно и сварочного мастера. Промзин успокаивается и начинает мало-помалу обретать прежнюю умиротворенность. Что ни говори, а приятно чувствовать себя что-то значащим в жизни человеком. Вот вернется Мстислав Иванович, они, может, на рыбалку съездят, а там осень, зима, смотришь, год пройдет. Сходит в отпуск, и назначат его начальником цеха...
В дверь кабинета стучат.
– Войдите! – говорит Промзин, недоумевая, кто бы мог столь деликатно обходиться в котельном цехе.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.