Тихие зори России

Коня на скаку остановит.

В горящую избу войдет.

Ей жить бы хотелось иначе —

Носить драгоценный наряд.

Но кони — все скачут и скачут,

А избы — горят и горят.

Да, в ту последнюю для них совсем не тихую зорю они думают о жизни, они страстно хотят жить и потому, наверно, понимая неповторимость и красоту жизни, умирают за нее, как настоящие солдаты, без ложного пафоса, без унижающего человека фальшивого безразличия к смерти. Ведь вместе с человеком из жизни уходит осколок бытия, пусть неяркий осколок, пусть сверкавший недолго, но в его сиянии свет народной мудрости и любви, тепла и великодушия.

Как придет человек к этой своей последней минуте, как пройдет он тягчайшее испытание смертью, можно судить о том, как он жил, какой была сама жизнь и каковы потенциальные силы народа, вскормившего эту жизнь.

Глядя на обреченный поединок старшины Васкова и его бойцов, не испытываешь жалости — она унизительна для таких людей, как они. Лишь ощущаешь, будто с ними проходишь эту безжалостную грань бытия и небытия. Великая сила искусства, заставляющего быть сопричастным и горю, и радости, и рождению, и смерти.

Он по-настоящему театрален, таганковский спектакль. И в этом одна из многих его подкупающих особенностей.

Театрален, начиная с фойе, когда раздаются первые звуки сирены, запущенной старшиной Васковым.

Спектакль театрален каждой деталью оформления, и прежде всего зелеными бортами камуфлированного грузовика, военного транспорта, трясущегося где-то на фронтовых дорогах, бесконечных и пыльных, превращающегося то в баню, то в зеленую лужайку, на которой загорают девчонки затишным часом...

Спектакль театрален даже такой, казалось бы, совершенно натуралистической деталью, как спуск немецкого воздушного десанта: егеря, подобно саранче, валятся сверху на нашу землю...

Театральность и в том, что развороченные фашистами борты грузовика становятся то лесом, то землей, то топью болотной. Наконец, скупой солдатской могилой, принимающей в свою теснину человека, который уже больше ничего не может сделать для защиты своего отечества.

Спектакль театрален и после того, когда практически закончится представление. Когда притихшая, внутренне собранная публика покинет тесный зал, на несколько часов раздвинувшийся до размеров необъятной родной земли, и в полумраке фойе увидит лестницу, на которой пять снарядных гильз-светильников подобны неизвестным солдатам, уходящим в бессмертие.

Еще не поднялся над русской землей Монумент Победы в величайшей из войн, которые только знала наша планета. Думаю, что не по нерадивости нашей — дескать, недорога память тех, кто телом своим, сердцем прикрыл отчую землю от нагрянувшей беды. А потому, что нелегко, ой как нелегко, создать Монумент, достойный того времени, величия народного подвига.

Еще не поднялся над русской землей Монумент Победы, но памятник народному подвигу воздвигнут, воздвигается и будет воздвигаться вечно; в наших сердцах, в наших мыслях, в наших делах. И долго еще земля русская не родит истинного художника, который бы не положил частицу своего таланта в фундамент того извечного памятника, каким является искусство. Как это сделали главный режиссер Театра на Таганке Юрий Любимов, актер Виталий Шаповалов (старшина Васков), артистки Татьяна Жукова (Галя Четвертак), и Зоя Пыльнова (Соня Гурвич), и Елена Корнилова (Лиза Бричкина), и Нина Шацкая (Женя Комелькова), и Зинаида Славина (Рита Осянина). Как это сделали все, кто мастерством своим и подлинной художнической душой принял участие в постановке.

Не знаю, можно, наверно, спорить о проблемах театра актера и театра режиссера, но мне кажется, должны быть счастливы и автор, и режиссер, и актеры, создавшие спектакль, в котором нет зрителей, а есть соучастники событий, нет равнодушных, а есть взволнованные люди, прошедшие высокое нравственное и почти физическое испытание. Это счастье — создать спектакль, ставший явлением минувшего театрального сезона, веским, искренним словом напомнившим современникам, что не мог не одолеть народ того тягчайшего нашествия, которое началось 22 июня 1941 года.

Есть даты, годовщины которых сердце, кипящее кровью и гневом, противится отмечать, но воспаленная память, живущая в нас, ответственность перед грядущим обязывают помнить об этих датах всегда. И в первых дымах и пожарищах того июньского дня видеть огни майского победного салюта.

Есть театральные спектакли, которые нет нужды смотреть дважды. И не потому, что они плохи. Они прекрасны. Просто за увиденным жадно ждешь новую работу театра, которая, веришь, будет еще ярче, значимее, которая наполнит тебя, как чашу до краев, новыми мыслями и новыми чувствами.