Лермонтов сделать это не мог. Его железный ум, его больная совесть с отроческих лет провели социальную черту между родиной и державой, вот почему с одной стороны — «немытая Россия, страна рабов, страна господ», а с другой — «люблю отчизну я!». Вот почему он свою любовь так часто выражал через ненависть:
Как часто пестрою толпою окружен,
Когда передо мной, как будто бы сквозь сон,
При шуме музыки и пляски,
При диком шепоте затверженных речей,
Мелькали образы бездушные людей,
Приличьем стянутые маски...
Это его страна — держава Николая.
А вот родина:
И если как-нибудь на миг удастся мне
Забыться, — памятью к недавней старине
Лечу я вольной, вольной птицей;
И вижу я себя ребенком; и кругом
Родные все места: высокий барский дом
И сад с разрушенной теплицей...
Гроза бушевала над усадьбой, огромный белый ствол молний расцвел в небе. В 1941 году гроза сломала старый лермонтовский вяз — именно 41-й год! На ветвях вяза были приделаны его синие качели. Здесь высота неба захватывала мальчишеский дух, потрясала своей загадочностью, здесь зарождалась крылатая идея — живой образ земли и вселенной: «Белеет парус одинокий», «В небесах торжественно и чудно», «По небу полуночи ангел летел», «Печальный демон, дух изгнанья, летал над грешною землей».
Гроза, как воздушный корабль, развернулась над Тарханами, и снопы огня полетели в беспредельность. Перед глазами еще мелькали синие качели, и в реве небесной воды величественно звучал голос пророка, затянутого в военный мундир:
И мысль о вечности, как великан,
Ум человека поражает вдруг,
Когда степей безбрежный океан
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.