Приключенческая повесть
В детстве Янис часто просил мать: — Расскажи про папу. Она присаживалась возле него на, корточки или сажала рядом с собой на кровать, ее пышные белокурые волосы рассыпались по плечам, а большие голубые глаза затуманивались. Обняв сына, она шептала неторопливо и мечтательно, словно рассказывала сказку:
— Он живет далеко-далеко, в большой стране, которая называется Советский Союз. Раньше мы с тобой тоже жили там, но мои родители тяжело заболели, и нам пришлось вернуться в Латвию. Это было восемь лет назад, в тысяча девятьсот двадцать седьмом году. Твоего дедушку Ояра придавило деревом на лесозаготовках, а бабушка надорвалась, таская с хозяйского поля тяжелые валуны. Оба они умерли. Мы перебрались в Ригу. Добрые люди устроили меня на завод «Вайрогс». Вот с тех пор мы и живем вдвоем, ты да я...
— А почему мы не вернулись к папе? — Этот вопрос Янис задавал обязательно, хотя заранее знал ответ:
— Так уж получилось. — Низкий, красивый голос Лилии звучал грустно. Она гладила Яниса по голове сильной, горячей рукой. И больше он ничего не мог от нее добиться.
На стенке в деревянной рамке висела фотография молодого, чернобрового мужчины. Темные глаза смотрели яростно и требовательно, но в то же время словно усмехались... Каждое утро, встав с кровати, Янис подходил к портрету, смотрел на отца, и в мозгу всплывало смутное воспоминание: купе железнодорожного вагона. За окном стремительно проносятся белые поля. В полумраке всхлипывает женщина и звучит незнакомый, гортанный голос... А может, это было вовсе и не воспоминание, а сон, когда-то приснившийся Янису?
Звали отца необычно — Сурен. На улице Пернавас, где жили Янис и Лилия, ни у кого не было такого имени. Улица Пернавас находилась недалеко от Воздушного моста и от завода «Вайрогс», где мать работала в литейном цехе. Дома здесь были опрятные, хотя и старые. Тротуары каждый день аккуратно подметались дворниками. В этом районе жили рабочие. Они зарабатывали мало денег, но не хотели, чтобы их считали бедняками,
и старались одеваться чисто. Дети играли во дворе причесанные и умытые, а молчаливые, озабоченные женщины вежливо кланялись друг другу, встречаясь в лавках или на лестнице. Все мужчины были знакомы между собой, и по воскресеньям подолгу беседовали в крохотном кафе, и выпивали по кружке пива... Жизнь на улице Пернавас текла мирно и размеренно, но иногда все изменялось за какой-нибудь час. На рассвете как-то по-особенному тревожно и тоскливо кричали гудки заводов. Люди с суровыми лицами выходили из домов и строились в колонны. По окраине, словно холодный ветер, проносилось короткое и резкое, точно удар кнута, слово: «Забастовка!» На тротуарах появлялись фигуры полицейских... В такие дни Янис и Лилия не покидали своей комнаты.
Они жили не в пятиэтажном заводском здании, а в отдельном небольшом домике, выстроенном в глубине темного двора. Этот домик Лилия купила, приехав в Ригу, на деньги, оставшиеся после продажи родительского имущества. По вечерам после работы она прибирала маленькую комнатку и тесную кухню, почти никогда не показываясь во дворе, где женщины из большого дома, собравшись в кружок, обсуждали заводские новости. Лилия была замкнутой, не вмешивалась в дела, которые ее не касались, но соседки относились к ней хорошо, потому что она не оставалась равнодушной к чужому горю. У нее часто брали деньги в долг до получки, и Лилия никому не отказывала, хотя самой иногда не хватало на хлеб.
И все же до конца «своей» на улице Пернавас она так и не стала. Близких подруг у нее не было; возможно, потому, что Лилия и Янис жили сами по себе, на собрания забастовщиков не ходили и не участвовали в первомайских демонстрациях. С ней не делились секретами, но не осуждали за то, что она держится особняком: что требовать от одинокой женщины, да еще с ребенком! На ее месте, верно, любая дорожила бы своей работой и избегала портить отношения с полицией и с начальством...
Во всех этих сложных вещах Янис долгое время не разбирался. Мать казалась ему самой умной, доброй и красивой на свете. У них было общее увлечение. Каждое воскресенье они просыпались затемно и ехали за город. Окрестности Риги были исхожены ими вдоль и поперек. Лилия брала из дома кожаную сумку с продуктами. Утомившись от беготни по лесу и от купания в море, собрав цветы, они отдыхали на полянке и закусывали ломтем хлеба и крутыми яйцами. Странно, что для такой скудной трапезы мать брала большую сумку, но другой у нее не было, и Лилия никогда не позволяла Янису нести сумку даже после того, как в той не оставалось продуктов.
Обычно неразговорчивая, в лесу Лилия словно перерождалась. Она с увлечением рассказывала Янису о травах, цветах и деревьях, вспоминала о теплом Черном море и о маленьком прекрасном городе, где познакомилась со своим будущим мужем после того, как приехала из Латвии.
— А почему ты уехала? — спросил как-то Янис мать.
Прежде чем ответить, Лилия долго размышляла.
— Ты уже большой, — ласково и задумчиво сказала она, перебирая светлые волосы сына своими тонкими и сильными пальцами. — Пожалуй, пора тебе кое-что узнать... Видишь ли, много лет назад в Латвии была Советская власть, как в России. Рабочие сами управляли заводами, а батраки бесплатно получили землю. Крестьяне из нашей деревни сожгли замок немецкого барона и прибили на домах красные флаги. Я была молодая и тоже ходила с красным флагом и пела революционные песни. Но кончилось тем, что пришли солдаты и всех, кто участвовал в захвате баронской земли, расстреляли. Мне удалось бежать. Я много дней пряталась в лесу, надеясь, что Советская власть вернется. Но она не вернулась. И друзья помогли мне уехать в Россию.
— Значит, я родился в Советском Союзе?
— Да... Но о нашем разговоре не стоит никому рассказывать. Полиция, конечно, знает, кто мы такие. С тех пор прошло слишком много лет, и они обо мне пока хорошего мнения, но лучше, если не будет лишних разговоров...
Гуляли они и зимой. Только одевались потеплее да брали с собой лыжи. Голубой снег был еще красивее, чем пестрый ковер цветов на лесных полянах, а костер грел ничуть не хуже, чем июльское солнце.
Одно лишь не нравилось Янису: то, что Лилия каждый раз оставляла его одного на час или два, а сама уходила куда-то, запрещая следовать за собой. Возвращалась она обычно возбужденная, радостная, словно встретилась с хорошими друзьями. Однажды Янис, нарушив запрет, пробрался вслед за матерью. Навстречу Лилии из-за кустов появился высокий белобрысый мужчина в плаще, что-то передал и тотчас же ушел, а мать села на пень и открыла сумку. Но тут Янис наступил на ветку. Лилия увидела его и грустно сказала:
— Разве так поступают порядочные люди? Она сердилась долго, целую неделю. С тех пор
Янис не пытался выяснить, куда она уходит. Он уже подрос и понял, что, наверно, у матери, как у многих женщин, есть знакомый, о котором она не хочет никому рассказывать. Он наслушался таких историй на улице. Открытие было неприятным, но Янис решил, что этот чужой мужчина, конечно, очень хороший человек, раз матери интересно с ним дружить...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
И там, где было «отстроим», теперь написано «отстроил»
Рассказ