Природа движется по кругу. Искусство — по прямой линии. Все натуральное округлено, все искусственное угловато. Человек, заблудившийся в метель, сам того не сознавая, описывает круги, ноги горожанина, приученные к прямоугольным комнатам и площадям, уводят его по прямой линии от него самого».

Эти строки были написаны О'Генри более шестидесяти лет назад, и, может быть, никому не удалось точнее выразить мысль о противопоставлении того, что создает человек в природе.

И, пожалуй, нигде это противопоставление не проявляется так ярко, как в городах — самых циклопических сооружениях, воздвигнутых на Земле человеком. Грандиозность современного города затмила величие древних египетских пирамид, которые столько веков были самыми крупными произведениями неведомых нам архитекторов.

Но ведь пирамиды не были вызовом природе. Это всего лишь памятники — могучие, впечатляющие памятники. А города — с лабиринтом улиц и зданиями, заслоняющими солнечный свет, города, где из-за недостатка воздуха гибнут деревья и где человек проводит теперь всю свою жизнь, — они, эти города, незаметно для самого человека, стали дерзким, но, наверное, не слишком разумным вызовом природе.

Города разрослись неимоверно, поглотив другие — поменьше, прикрыв асфальтом и бетоном землю, на которой росла раньше трава и деревья. Потребовалось много времени, пока человек, поняв, наконец, всю опасность своего положения, не стал лихорадочно изыскивать пути, которые вывели бы его к лону природы. Утописты прошлых веков описывали проекты таких городов, построенных среди лесов и полей, на островах, затерянных в океане. Но человечество не было готово и строительству этих «городов солнца», и они так и остались красивой сказкой.

Потом стали появляться проекты, в которых архитекторы искали возможности — хотя бы в деталях — найти общий с природой язык. Это были оригинальные, но бесконечно наивные попытки.

В самом начале нашего века испанский архитектор Антони Гауди поразил воображение барселонцев, воздвигнув Каса Мила — здание, которое можно назвать окаменевшим гимном природе. Вот уж был вызов всем су. шествующим архитектурным канонам! Это здание построено в 1905 — 1910 годах. Его и сейчас показывают как достопримечательность города и не только потому, что воздвиг его знаменитый Гауди. Это был один из первых осуществленных проектов, навеянных, если тан можно сказать, живыми образами природы. Я внимательно рассматривал план типового этажа этого здания, но так и не нашел ни одной прямоугольной комнаты. Все, что угодно, — пятиугольники, даже шестиугольники, но ни в одной из них не найти прямого угла. Дело в том, что фасад Каса Мила образован свободной извилистой линией, очень похожей на тот след, что остается на песке, когда волна, несущая пену, сбрасывает ее на берег и сбегает обратно в море. Колонны этого, как, впрочем, и некоторых других зданий, построенных Гауди, — не просто колонны, а стволы деревьев, согнувшиеся под резким напором ветра. Кроны каменных деревьев, переплетаясь, образуют экзотические арки и своды.

В те годы, когда работал Гауди, архитектура еще не пустила от своего древа молодого побега биоархитектуры, превратившегося впоследствии в окрепшую ветвь. Зодчие — «натуралисты» — если и брали что-то у природы, то лишь какую-то внешнюю деталь, которую можно было использовать как элемент оформления,

Биоархитектуру считают совсем молодой наукой. Но это не так. Еще сто лет назад и даже больше были люди, которые смотрели на природу глазами зодчих. Но биоархитектура тогда не возникла из-за того, что это были как раз те времена, когда человек наслаждался созданной им самим цивилизацией. И вовсе не собирался расставаться с городской жизнью. С другой стороны, биоархитектура — капризное дитя двадцатого вена — требовала новых строительных материалов — армоцемента, высокопрочной стали, пластических масс, а они появились лишь в наше время. Французский садовник Жак Монье только в прошлом вене изобрел железобетон. Когда-то еще человек научится делать из него тонкие и прочные конструкции, покрытия и оболочки.

Наверное, не стоит ломать копья, отыскивая основоположника этого архитектурного направления. Советский специалист по бионике А. И. Прохоров пишет, что первым изучать физико-механические свойства растений начал еще в 1874 году С. Швенденер, в трудах которого можно найти такую фразу: «Растение строит себя несомненно по тем же правилам, по которым инженеры строят здания». Наш Тимирязев в 1890 году сказал, что «именно на стеблях узнали мы целый ряд поразительных факторов, доказывающих, что они построены по всем правилам строительного искусства». А несколько позже воспитанник МВТУ В. Ф. Раздорский изучал растения так, как если бы перед ним были строительные колонны и балки: он испытывал стебли на продольный изгиб, на кручение, на растяжение. Раздорский не был дилетантом и в ботанике — он учился на биологическом факультете. Этот человек был одним из первых, кто обратил внимание на то, что растение в ответ на изменение нагрузки меняет свое строение. Вот оно, настало время биоархитекторов!

Впрочем, они себя так не называли. Они остались прежними инженерами и архитекторами, но обогащенные опытом природы. То, мимо чего не задумываясь прошел бы архитектор девятнадцатого вена, для зодчего нашего времени становится объектом самого пристального внимания.

Великий Корбюзье говорил не раз, что при строительстве своего знаменитого Чанди-Гарха — города в Пенджабе он использовал принцип, предложенный природой. В Чанди-Гархе нет привычных нам улиц. Есть одна-единственная магистраль, отнесенная а сторону от жилых кварталов. Это главная артерия, от ноторой ответвляется сеть мелких «кровеносных сосудов» — аллей и пешеходных дорожек.

Корбюзье заимствовал принцип, заложенный в живых организмах. А сейчас все чаще стали появляться проекты, навеянные архитекторам природой: водонапорные башни в виде изящного цветна, поднявшего голову к солнцу, экзотические коттеджи — приоткрытые раковины, гигантское здание-город, напоминающее циклопический стебель ландыша. Каждый изящный «плафон» этого ландыша — отдельная квартира из двух, трех и четырех комнат, квартира с идеальной звукоизоляцией (ведь межквартирных перегородок здесь нет). А внутри каждого стебля «ландыша» — несколько быстроходных лифтов. Пока, правда, это здание осталось на ватмане, но все остальные проекты, о которых мы говорили выше, уже воплотились в стекло, сталь и бетон.

Что ж, можно, пожалуй, твердо сказать: тот, кто пошел за советом к природе, об этом не пожалел, даром время потрачено не было.

Чем дальше, тем все больше вырисовывались архитектурные возможности окружающего нас мира. Архитекторы стали делать открытия там, где их никто не ждал. И все чаще и чаще убеждались в том, что их собственная мысль и поиск природы, отыскивающей самые выгодные варианты своих созданий, идут часто вплотную, что называется, «параллельным курсом». Вот только один пример.

Лет семь-восемь назад появились первые сообщения о пневматических конструкциях, в которых не только отдельные элементы, но и все сооружение поддерживается внутренним давлением воздуха. Серьезные научные журналы писали в то время, что найден выход из тупика, поскольку изобретено как раз то, чего не хватало, чтобы строить легкие, удобные и недорогие временные сооружения. А журналисты, по-своему оценив сделанное открытие, писали, что настала эпоха «воздушной архитектуры» и что «воздушные замки» — больше не сказка.

Кстати сказать, эти «замки» не обязательно должны быть «воздушными»; давление внутри конструкции может создавать и жидкость. Почему-то никто не вспомнил, что такие конструкции испокон веков существуют в природе. Любой цветок, любая травинка — отличный тому пример. Напор сока внутри клетки растения и «обжимающие» усилия оболочки клетки столь велики, что в стебле возникает такое давление, которое уместно сравнить с давлением в мощных тепловых котлах. Вот что помогает нежным и хрупким шампиньонам пробить слой асфальта, чтобы выбраться к свету. Да что шампиньоны — трава, собравшись в пучок, разрывает бетонную стяжку, асфальтовый слой.

Конечно, пневматические и гидравлические конструкции, созданные человеком, пока еще несовершенны и обладают массой недостатков. Несомненно, изучив пневматику и гидравлику живой природы, можно использовать ее опыт. И тогда, хочется верить, перед архитекторами откроются широкие и необозримые горизонты небывалых возможностей.

Бесконечное множество готовых решений предлагает архитекторам природа. Решений, испытанных и проверенных временем. Растения, животные да и мы с вами — неистощимый, наверное, источник всевозможных конструктивных идей, которые обладают очень интересными, с точки зрения архитектора, формами;

Вот, например, морские одноклеточные организмы — радиолярии, обладающие довольно прочным скелетом из кремнезема и стронция. Радиолярии демонстрируют совершенно потрясающее количество форм, непохожих одна на другую. Взгляните в микроскоп — и перед вашим взором предстанут удивительнейшие купола и оболочки самых невероятных, но вполне надежных форм. В этом мире, скрытом от обычного взгляда, можно найти серию своеобразных иллюстраций для истории архитектуры, потому что радиолярии предлагают и те купола, которые некогда создал Леонардо да-Винчи, и те, которые изобрел наш современник американский строитель и архитектор Ричард Бэкминстер Фуллер.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.