— А что же представляет эта воронка?
— Я же сказал: вогнутая линза. Телеэкран.
— Значит, он нас видит?
— Несомненно. Ты заметил, как он отшатнулся, когда я протянул руку к его лицу. Я упомянул о телеэкране только потому, что не мог подобрать более подходящего понятия. Телеэкран не создает полного эффекта присутствия. А Мартин отшатнулся — естественная реакция человека, которому тычут в лицо. Может быть, он не только видит, но и с интересом прислушивается сейчас к нашей беседе.
Увлеченный вероятностью гипотезы, он продолжал:
— Представь себе автоматическую линию — пусть автоматы будут и не такими, накими мы знаем их у себя на Земле, — но линия есть, и она контролируется особым вычислительным устройством. Пока все идет нормально, устройство это не вмешивается в деятельность автоматического потока. Но вот что-то нарушило ритм работы, и центр мгновенно отключает линию, пересматривает всю систему в поисках ошибки. Аналогия проста: «Мешки» — это сырье или автоматы завода, а Мартин — ошибка, дополнительный фактор. И вот мозг завода, это неведомое нам вычислительное устройство, выключает систему, стараясь найти и поправить ошибку, то есть... — Он внезапно замолчал, пораженный внезапной догадкой.
— Не заикайся, — подтолкнул я его.
— То есть Мартин должен вернуться тем же путем. Как я раньше не догадался?!
Он снова заглянул в воронку и застыл. Лицо Мартина в ней бледнело и расплывалось, а вместе с ним бледнело и гасло белое свечение воронки.
— Смотри! — воскликнул Зернов.
Я взглянул и обомлел: в центре уже потускневшей золотой кляксы лежал Мартин.
Он даже не застонал, когда мы бросились к нему и начали тормошить, пытаясь привести в чувство. Зернов торопливо расстегнул ворот его рубашки и приложил ухо к груди.
— Жив! Просто шок.
Вдвоем мы перенесли его на более ровный пол, подложив под голову мою куртку. А в окружающую тишину снова ворвалось знакомое монотонное гудение. Зал оживал. Вновь вспыхнули радужные воронки — линзы, и совсем было погасшее золотое пятно слабо светилось изнутри.
— Ошибка исправлена, — заметил Зернов. — Производственный процесс продолжается, линзы горят, дополнительный фактор лежит без сознания.
— Дополнительный фактор уже очнулся, — сказал я.
— Где мы? — хрипло спросил Мартин.
— На заводе, — с иронической ласковостью пояснил я. — Там, где вы, сэр, сунули голову под приводной ремень.
— Какой ремень? — не понял Мартин. — Я чуть не сдох, а они шутят. Я уже ничему не верю, глазам не верю, щипкам не верю. — Он ущипнул себя и засмеялся. Но смех был невеселым. — Фокус вы видели. А я действительно пропал, для себя пропал. Ничего не вижу, не могу ни встать, ни сесть, ни пошевелиться, ни крикнуть.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.