Еще называются фамилии. Все молодой народ, многих Михаил Алексеевич не знает, сфера его в последние годы — капитаны...
— Толковые, говорите? Ну, я верю вам, верю... Поддерживаю.
На следующее утро под взглядами всех экипажей каравана «Красноярский рабочий» вновь врезается в приток.
Какая-то горбатая река. Простым глазом видно: течение скапливается на середине, к берегу не спадает — там гораздо мельче. Скат крут и опасен — сразу угодишь в камни. Велин береговой припай, его оторвет — второй ледоход начнется, добавочный, а льда и тан еще много. Но и ждать опасно: вода убывает.
Ветер. Капитаны-лоцманы набились в рубку. Чечкин на мостике. То и дело снимает со штока бинокль — обводит плес. Дальше чисто, глубоко (авиаразведка, водомерные посты сообщили), сложно здесь, на входе в устье. Важно не попасть носом в воронку. Завертит, завалит. Голоса капитанов: «Улова как раз по створу, надо уклоняться от судового курса...», «Михаил Алексеевич, винты бы не загубить...» Судно, лавируя, идет на полном ходу — лед бомбардирует корпус. Сбавлять же ход нельзя: течение снесет. Скала. «Налимий лоб». Это третий листок лоцманской карты, а всего 71... «Вон, вон что творится! Возле «Плюшкиной пещеры» льда наскладировало...»
— Это мне и хотелось посмотреть, — говорит Чечкин.
Лишь на четвертые сутки, после третьей разведки, убедившись, что лед ослабел, капитан-наставник приказал каравану войти в приток.
Била пурга. Рвала пуговицы с плащей. Чечкин на мостике. Рупором он почти не пользуется — складывает рупором ладони, и мощный голос раскатывается над рекой: «На рефрижераторе! Идете самостоятельно!» Тем временем «Красноярский рабочий» берет на буксир свои суда — «Клайпеду» и «Волгоград» (лоцман — сам Чечкин). Вода в уловах кипит, бесится.
А чуть не так уклонишься — косы, осередки, камни. На одном из поворотов лопается трос у «Волгограда». И тут же срывает палубный кнехт у «Клайпеды».
Течение напирает на суда, норовит отбросить назад, в Енисей. Двигатели работают на пределе. Чечкин — ладони рупором: «На «Клайпеде»! Держитесь рефрижератора. Не отставайте. Мы идем к «Волгограду*!» «Вас понял, вас понял!» — долетает с «Клайпеды».
«Волгоград» крутит на месте. Попал в улов. Воронка пытается засосать судно, гнет его с носа...
— Все так и должно было быть, — говорит Чечнин. И это слышат матросы.
...Караван постепенно втягивался в притон. Вскоре первым оказывается «Байкал» — единственный в караване пассажирский теплоход, белый и быстрый. Первым он входит и в чистую воду, первым приближается к Большому порогу... «Камбуз не будем отилючать?» — спрашивает лоцман. «Отключить камбуз!» — командует капитан. Теперь вся электроэнергия нужна двигателям. При малой воде здесь на глаз заметен перепад. Сейчас, в паводок, гряды острых камней затаились, и лоцман находит проход. Скорость течения, напор на корпус фантастичны: лоток мчится, делая 18 — 20 километров в час. Кажется, судно почти не движется, замерло, только по двум каменистым берегам видно: все же пробивается против течения... Вахтенный впился в штурвал. Тишина. Улова покачивают корпус. Включен локатор. Стучит эхолот, записывая пилообразную синусоиду.
«Байкал» проходит порог, чтобы первым (сделав остановки в Ногинском и Тутончанах) бросить якорь в центре Эвенкии, в Туре, где его прибытие — праздник. Капитан радирует: «Красноярсиий рабочий» Чечкину Миновали Большой порог Все чисто Впе-
реди льда нет». Хоть и все здесь знает старший наставник, но эту весть Михаил Алексеевич ждет не дождется. Чечкин каждый год перетаскивает суда через порог. И для каждого его слово — закон.
...Этот человек работает на Енисее без малого пятьдесят навигаций. Он тяжеловат, пожалуй, медлителен в жестах. Крупное лицо. Чистейшая седина. Сильный голос, чуть, может быть, однотонный, но это не столько свойство самого голоса, сколько характера: ровного, хотя и строгого. Одет грубовато: яловые сапоги, черные брюки, телогрейка. Ко всей его стати, осанке легче привыкнуть, когда узнаешь, кем стал для Енисея он, Енисей — для него.
С 12 мальчишеских лет он на пристани и в затоне. Маркировщик. Чернорабочий. Ему доверяют бригаду грузчиков в 60 человек. Ставят завскладом. Трижды болел тифом: сыпным, возвратным, брюшным. Поднялся, отлучился с Енисея: служил в Особой Дальневосточной армии под началом Блюхера — во взводе красноярцев. Возвратился — с пристани потянуло на реку. Учился узнавать про каждый камешек на Енисее у лоцмана Ивана Петровича Бушмана: тот наметкой измерил все глубины у берегов, с бичевой ходил — илимки таскал... Какие носы обсыхают в межень? Какие горизонты воды у одного и того же дерева в разную пору? Каждую свободную минуту становился к рулевому колесу. В лоцкарту не заглядывал, все на память, понял: призвание в судовождении.
Буксировал тяжелые возы барж. Учился в Ленинграде, в академии. Стал директором Подтесовских судовых мастерских. В воину — начальник Красноярского порта. Порт перемалывал грузы под лозунгом: «Все для фронта, все для победы!» Командировка: Америна. Из Сент-Луиса гнал суда для Енисея. Через Тихий океан,
Арктику. Был дублером морского капитана, вахты стоял. Потом капитан мощных буксирных теплоходов. Формировал и водил большегрузные караваны: баржи, лихтера с глубокой осадкой. Стал притоки изучать — Когда наводили мост через Енисей, на понтонах пришлось везти полуарии по 1 500 тонн, высота — 24 метра. Намучились: точность установки микронная! От Игарки до Дивногорска вел «Лодьму», когда из Ленинграда на Красноярскую ГЭС транспортировали рабочие колеса турбин. И на следующий год вел. И в этом поведет…
Речники посылали его делегатом на XXII съезд партии. Орден Ленина имеет, Трудового Красного Знамени...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказ