— Посмотри на щитке температуру упорных подшипников!
Грохот на долю секунды стихает и сразу возобновляется. Словно не только ботинки — весь энтузиазм новичка грохочет, рвется наружу. Проходит немного времени. Возникает Васина голова, потом туловище.
— На левом — тридцать, на правом — тридцать пять.
Капитан кивает. Вася усмиряет дыхание.
— Взгляни-ка еще разок, — просит вскоре капитан. Васю снова будто ветром сдувает. Кононов опять кричит вдогонку:
— Ты сможешь, если температура большая, настроить дополнительное охлаждение?
— Там все настроено, — пробивается снизу сквозь сплошной грохот. Кононов качает головой. Капитан подходит, принимает у него штурвал, а третий-третий идет к трапу вслед за Васей Савченко. Но не успевает сойти, как снизу доносится:
— Температура сорок пять, температура со...
Кононов смотрит на капитана. Тот сбавляет обороты обоих двигателей. «Тбилиси» продолжает путь.
Флагманское судно каравана «Новосибирск» входило в створы Баженовской косы. На вахте второй штурман — второй помощник механика Саша Аляев.
Берега Енисея разные. Правый — «каменный», крут, горист. Левый — пологий, «наволошный». Река то разливается широко, далеко, то вдруг — скалистая преграда прямо по ходу. Значит, жди резного поворота. На Енисее главное — наблюдательность. Это Алиев четно понял. Как, например, открыл свою тайну Осиновский порог? Не ходили там прежде, боялись подводных камней. А однажды местный охотник присмотрелся и увидел: лед в пороге загадочно движется. Одни льдины еле плывут, громоздятся, другие — будто вихрем несет. Охотник точно запомнил, где мчался лед. Скоро провел первую барку через порог. вали охотника Лазарев: теперь каждый на Енисее знает. Многое теперь известно про реку. Но каждый обязан сделать свои открытия — хоть небольшие, для себя... Если рябь — стало быть, отмель, вот она. Или двигатели начинают подвывать — это винтам воды не хватает, выхватывает ее из-под винтов — значит, сбавляй обороты.
Аляев объясняет мотористу-рулевому Толе Анцыпову, как следовало бы идти, двигайся «Новосибирск» не сверху, по течению, а снизу. (Нельзя прижиматься к нижнему бакену, ограждающему курью, и ко второму — белому, где течение заваливает судно н левому берегу.) Что-то меняется во взгляде вахтенного. Судно приближается к устью Большого Пита, и видно: весь Питский караван стоит — грузовые теплоходы, паровые толкачи, баржи... Лед на Пите не позволяет войти в приток. Суда, как и в прошлом году, теряют драгоценные дни, недели...
— Опять пароходство пострадает! — вырывается в сердцах у Саши. В свои 22 года Аляев — речник-профессионал. Это видно во всем. Когда в Енисейске одна из самоходок, задев их шлюпку, помяла винт на ней, Саша тут же, не дожидаясь указаний, взял запасной винт и спустился в машинное отделение.
На наждачном круге он стал заострять края винта. Каждую лопасть тщательно прикладывал к стремительному диску, макал в ведро с холодной водой — и от заблестевшей лопасти потом долго шел пар, а Саша поглаживал ее, словно стирая заусенцы. И снова обтачивал...
Аляев внимателен к Толе Анцыпову. Это вторая Толина навигация, и Саша желает, чтобы она прошла для Анцыпова хорошо — не так, как прежде у него самого.
— В общем, в армию тебя подготовим. И специалистом сделаешься и комсомольцем станешь... Рекомендации вроде уже все?
Анцыпов кивает. Взгляд Аляева вновь прикован к реке.
...Енисей был зыбист и хмур, когда Аляев, второкурсник речного училища, продипломировавшись на рулевого-моториста, попросился на период своей второй навигации в штат. Саша плыл на базу, где стояло его судно. Дальнейшее его потрясло. «Место у нас занято», — сказал ему сутулый человек. Мир перевернулся в Сашиных глазах. Но делать было нечего. Он перебрался катером в Енисейск, чтобы, пользуясь еще остававшимся правом на бесплатный проезд, вернуться в город. Было еще рано. Курил сигарету за сигаретой, чтобы обмануть голод. Позже хотел часы продать, но постеснялся. Зашел на речной вокзалишко — пришлось уйти: у всех свертки с огурцами, яйцами, луком, рыбой... Теплохода не было и не было. Мелькнула мысль: подойти к лысому дядечке попросить хлеба. Мелькнула — и исчезла. Вечерело. У него кончились сигареты. Когда со стороны города, сверкая огнями, показался дизель-электроход (Аляеву, напротив, нужно было в город), он обрадовался. Сделав оборот, «Композитор Прокофьев» подошел к дебаркадеру. Знакомых не было... Когда пассажиры сошли с трапа, Аляев безотчетно поднялся и отыскал вахтенного штурмана — молодого красивого малого. Тот прочитал его бумажку, сказал: «Рулевой не нужен, моторист не нужен, а матрос нужен!» Саша строптиво повернул назад. «Матрос нужен...» Для чего он старался? Гордость заела. Но скоро вернулось ощущение своей беспомощности, незащищенности. Потом он еще поразмыслил и остался недоволен собою: «Нытик какой-то!» Река темнела, колыхалась под ветром. Саша вновь поднялся по трапу — и в этот раз был представлен капитану с бронзовыми галунами на рукавах. «Ну, что ж! Будем работать вместе». Даже штурман обрадовался и тут же предложил: «Слушай, друг, может, ты сразу на вахту заступишь?» Аляев дрогнувшим голосом ответил: «Знаете, я со вчерашнего вечера не ел...» С лица штурмана ушла улыбка. Он повел его в камбуз. «Ешь, что найдешь, а ключи принеси». Все было вкусно — суп, плов, компот. И всего много. «Теперь другое дело», — сказал Аляев, отдавая штурману ключи и глядя с готовностью. «Теперь иди отдыхай», — сказал штурман.
...Всю Сашину вахту «Новосибирск» неудержимо движется вперед. Черногрудые трясогузки садятся на щитовые домики, перебегают с доски на доску, семеня рельефными лапками, потом с балетной легкостью перелетают на леера и исчезают. Утки в небе тянутся на север. Гуси иногда плавно прочертят облака.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.