В деревне начались события. Перво-наперво шум раздался в старинном зыкинском доме, возле ворот которого стояли сразу три невестки, одетые так, словно собирались встречать 8 Марта. Это у зыкинских невесток была такая мода, что если одна выходила за ворота в новой ситцевой кофточке, то вторая немедленно бежала надевать крепдешиновую, а третья выходила уж в шерстяной. Посмотрев на это, первая невестка, конечно, бежала в дом, чтобы... Одним словом, конца беганью не было. Сегодня наблюдалось такое же положение, но вместо того, чтобы стоять тихо, отвернувшись друг от друга, невестки вдруг загалдели и испуганно прыснули в стороны.
— А вот я вас! — раздался на всю деревню страховидный голос. — Телешом всех троих в баню посажу!
На улицу вылез старый дед Зыкин с палкой в руках. Лет ему было около ста, был он черен, как цыган, но при лысой голове и таких длинных руках, что, казалось, задевает ими за землю. Дед всю жизнь только
тем и занимался, что воевал, — и русско-японская, и империалистическая, и гражданская, — потому ни черта, ни ладана не боялся.
— А ну подойди, котора ближе! — заорал он невесткам. — Счас палкой огрею! Подходи, как там тебя по имени...
Старый дед Зыкин бушевал оттого, что до ста лет дожил на парном молоке, а сегодня его не было.
— Подходи, говорят! — требовал он.
Ближняя невестка, Людмила, к деду не пошла, а, наоборот, скрылась, но зато к дому Зыкиных повалили мальчишки, мужики и даже некоторые бабы, бескоровные или не шибко хозяйственные. Ну в минуту вокруг старика Зыкина собрался народ, так как вот уже года два старый дед Зыкин на улицу не выходил. Потому люди на деда Зыкина смотрели так, словно он был приезжий. От этого дед совсем впал в лютость и огрел палкой ближнего мужика, Люборцева Михаила. Огрел, видимо, больно, так как Люборцев Михаил заорал и принялся бежать.
— Запорю! — лютовал дед. — Искалечу!
Дед Зыкин орал, Михаил Люборцев убегал, ребятишки хохотали и галдели, три невестки нападали друг на друга, разбираясь, кто из них ближе стоял к старику и кого он хотел в первую очередь огреть палкой, — большой начался переполох возле дома Зыкиных. Конечно, народ на этот шум повалил еще гуще, и через десять минут возле дома было так, что хоть собрание открывай.
— Марш по домам! — орал дед Зыкин.
— Он ему кость, кость Михаилу-то сломал! — заливалась баба Сузгиниха. — Михаил-то в больницу побег!
— Сама такая!.. — кричали друг другу невестки.
Вот что произошло возле дома Зыкиных, но ведь не вся деревня собралась возле него — осталось и кроме. Потому на другом конце деревни, на восточном, события шли своим чередом. Здесь из крайнего дома вышел человек с фанерным чемоданом в руках и легкой походкой направился по пыльной и длинной деревенской улице. Сначала он шел один, спокойно, но потом из ворот выбежала баба лет тридцати и бросилась за ним. В две секунды она догнала человека и схватила за рукав.
— Митрий, Митенька! — проникновенно сказала она. — Солнышко мое! Ты чего же серый кустюм-то взял? Он ить вместе нажитой...
Человек — шофер Дмитрий Косой — поставил чемодан на землю, подумал немного, затем открыл чемодан и вынул из него серый костюм.
— На твой костюм!
Он опять пошел по улице, но женщина, перекинув костюм через плечо, . догнала его.
— Митенька, ласка моя, а черны брюки?
— На тебе черны брюки...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.