— Недавно из Вьетнама? Ну давай рассказывай, только подробней...

— Как выглядит сейчас Ханой? И вообще что за город?

— А разрушенные города видел? Как, похоже на то, что было у нас во время войны? Ты ведь ленинградец, блокадник, так что, наверное, помнишь...

— С американцами встречался непосредственно?

— Как живут во Вьетнаме студенты?

— И заодно о самых маленьких, о ребятишках...

— Работают ли театры?

— И заодно о живописи, о художниках...

— И о литературе, о поэзии...

— В чем секрет упорства и стойкости вьетнамцев? Ведь как-никак сама Америка против них воюет, не второразрядная какая-нибудь страна...

— И самое главное: чем все это кончится? И скоро ли?

Нет конца вопросам. И как не понять: не простое любопытство говорит устами моих друзей и знакомых. Даже тогда, когда они интересуются, что идет в театрах или как одеты люди на улицах. Слишком небезразлична, слишком близка нам судьба этой далекой страны. А сострадание, сочувствие, солидарность не могут быть абстрактны, отвлеченны.

Вьетнам...

Помню, еще школьниками мы останавливались у фотовитрины ТАСС на Невском в Ленинграде. Помню фотографию: стройная девушка в тропическом солдатском шлеме и гимнастерке пристально вглядывается вдаль. В руке наперевес винтовка. Без малого два десятилетия миновало с тех пор, но вот снова и снова в цехе ковроткацкой фабрики в Хайфоне, на краю рисового поля под Тханьхоа, среди корпусов полуразбитой электростанции города Винь оживает передо мной та давнишняя фотография: девушки из отрядов гражданской самообороны снимают винтовки с деревянных стеллажей, одни спешат на посты, другие под руководством парня-инструктора разбирают и чистят затворы. Сурово сдвинуты брови, тонкие пальцы перепачканы желтой ружейной смазкой.

Два десятилетия миновало...

Влюбленных, которые, обнявшись, сидят ныне теплыми вечерами на ступеньках здания исторического музея в Ханое, тогда и на свете, небось, не было. Выросли ребята, стали взрослыми. Но за всю их жизнь мир лишь ненадолго приходил на их землю. Да и то лишь относительный мир. Демократическая республика строила заводы и школы, издавала книги и принимала туристов, но по-прежнему багровел на теле страны рубец семнадцатой параллели, за которой бурлил то громче, то приглушенней отрезанный Юг. Там оставались и остаются поныне братья по языку и культуре, по многовековой истории и недавней общей борьбе. А для многих семей и прямые родственники: отцы и матери, дочери и сыновья, братья и сестры. В традиционный праздник Лунного нового года — «тэт», — когда по обычаю семьи должны собираться за одним столом, многие места пустовали. И сегодня пустуют по-прежнему. Да, нелегкая судьба выпала на долю этой небольшой, узкой, как виноградная ветка, страны, протянувшейся по берегу теплого моря! А ведь живет на этой земле удивительно красивый, добрый и приветливый, бесконечно трудолюбивый, поистине мирный народ. И дома, и селения, и города свои он сделал такими же светлыми, такими же добрыми ко всякому доброму гостю. В один из вечеров моей спутницей по Ханою была Нгуен Туонг Чан — режиссер театра современной драмы, выпускница московского института.

— Ну как тебе нравится наш город? — спросила она на прощание.

— Прекрасный город! — сказал я. — Такой зеленый, уютный, спокойный...

— Спокойный? — мягко укорила Чан. — Разве спокойной жизнью живем мы сегодня?

Ах, прости, Чан, я совсем не то хотел сказать! Я говорил о сложившемся лице города, которое не смогла обезобразить даже война, — и сегодня тоже от своих слов не отказываюсь. Я по-настоящему полюбил твой Ханой и хочу, чтобы друзья у меня на родине тоже узнали и полюбили его.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.