— Маша, это деньги ему на поездку в Сибирь, — повторил дядя, боясь, вероятно, что Митька их истратит на выпивку.
Но дядя все-таки замутил воду.
Что ты есть, Митька Тарасов?
Одно время ему стало казаться, что зря он перешел на филологический. Он и матери сказал как-то:
— Представляешь, через два года был бы уже геодезистом. Но ты тогда не отговорила меня.
— Если б я помешала тогда, теперь бы ты меня обвинял именно в этом.
Мама всегда говорит нарочито спокойно, как у себя в клинике с больными.
Когда Митька перешел на филологический, он чувствовал себя победителем. Он старался увидеть ликование среди своих новых товарищей, но все спокойно встретили его появление. Только одна девушка подошла к нему и спросила:
— Сначала ты собирался стать геодезистом?
Она смотрела на него и куда-то мимо него. Глаза у нее были напряженные, внимательные.
Он стал рассказывать ей, но сразу понял, что она не слушает его, думает о чем-то своем. Ее звали Соня. Была в ней какая-то приятная неторопливость. И ему нравилось наблюдать за ней. Как она входила в аудиторию, осторожно, бесшумно, как будто входила в комнату, где все спали тревожным сном. Как разговаривала с кем-нибудь, широко и напряженно раскрыв глаза, явно не слушая своего собеседника. Как стояла где-нибудь в стороне, раскачивая двумя пальцами рыжую папку на молнии, в ожидании Витьки Лаврова. Все в группе знали, что Соня влюблена в Виктора.
Надо быть просто дурой, чтобы влюбиться в Лаврова. Высокий, нескладный, с опущенными плечами, начищенный до блеска и отутюженный так, что девчонки клялись, что в портфеле он носит маленький электрический утюжок, Лавров мало интересовался науками, но зато в бассейне защищал честь курса. Пловец он был превосходный. И в воде выглядел гораздо приятнее, чем на суше. К тому же он был прирожденный инструктор. В коридоре, в аудитории всегда был слышен его назидательный голос.
— Не будешь ты пловцом, пока дышать не научишься. Ты же дышать не умеешь. И потом полное расслабление.
Он демонстрировал, как это надо делать. Соня стояла рядом и восхищенно смотрела на него, как будто Виктор делал движения, недоступные простому смертному.
Нет, надо быть просто дурой, чтобы влюбиться в Лаврова. У Митьки не было к нему злости. Он к нему никак не относился и называл расслабленным. Но вскоре Митька перестал видеть Соню и Виктора вместе. И Виктор казался ему очень озабоченным. Митька узнал, что он переводится на заочное отделение, устраивается работать. И как-то староста их группы Валя Панова остановила Митьку и со свойственной ей категоричностью сказала почему-то очень торжественно.
— Ты знаешь, Лавров женится. Больше года ходил с Соней, а женится на другой. Наверное, на какой-нибудь пловчихе. — Последнее слово она произнесла брезгливо. — Я всегда говорила, что он негодяй.
Митька пожал плечами.
А у Сони был такой вид, как будто она чего-то никак не могла понять и ждала, чтоб ей объяснили. Часто она подходила к Митьке. И они стояли рядом. Молчали. И Митьке казалось, что именно он должен ее спасти.
Митька вечером позвонил ей по телефону.
— Ну как ты? — спросил он.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.