Окна

Мастер ничего не сказал и снова заторопился. Пошел к бульдозерам. Когда кончилось переругивание с водителем, копавшимся в двигателе, снова заметил Альку. Она стояла рядом, и на ее маленьком, круглом лице было такое выражение, что она вот-вот расплачется. Но упрямо сжатые губы говорили о том, что она не отстанет.

Мастер отмахнулся:

— Ладно уж! Зайди на днях в прорабскую.

На втором этаже дал указание ведущей группе каменщиков, хотел спускаться... и едва не налетел на Альку. Она упорно следовала за ним.

— Я тоже хочу, как они, — Алька кивнула в сторону каменщиков.

В ее глазах, наивных по виду, мастер заметил лукавство. «Упрямая». Это ему понравилось.

...Алька стала работать подсобницей у Ивана, толстого парня в черной шляпе. Он громко дышал под широкими полями шляпы и почему-то очень дико кричал:

— Девки! Р-растворчику!

Алька бежала с полной лопатой раствора. Опрокидывала на стенку. Иван разбрасывал густую массу кельмой, не глядя, шлепал кирпичи. Иногда, если раствор бывал жидковатым, брызги летели ему в лицо, засыхали серыми веснушками.

В такие минуты молчаливой, слаженной работы Алька прощала Ивана, и ей совсем не казалась нелепой его черная шляпа.

За склонившейся спиной Ивана открывался изумительный вид строящегося городка. Нет, честное слово, сверху все не так кажется, как с земли! В темно-зеленом море соснового леса попадались огненно-рыжие пятна березовых, осиновых рощ. Среди зеленого моря с огненными островами высились стрелы башенных кранов и металлические опоры высоковольтных передач.

Если бы Алька не знала, что на дне этого зеленого моря, на строительных площадках, идет сильная, горячая жизнь, что проспекты прокладываются на месте узких троп, она, наверно, чувствовала бы себя очень маленькой и затерянной. Сейчас же она смело глядела на это море... Эх, жаль, нет лесного корабля!

Алька часто говорила матери:

— Вырасту — буду работать!

Теперь повторить такие слова было некому. А в письмах разве обо всем напишешь? Да и много писать Алька не любила. Мысленно она могла говорить с матерью долго, нежно, рассказывать ей все, что так удивляет, немного пожаловаться... Мысленно Алька просила прощения за свою нечаянную отчужденность... А на бумагу ложились сухие, обыкновенные слова: «Жива. Здорова. Работаю».

Слово «работать» стало привычным и, казалось, пришло в жизнь надолго-надолго, как подъем в шесть утра, как новые друзья и как длинная лесная дорога. А вот вырасти как-то не успела.

Иван ругался. По поводу и без повода из его горла неслись четырехэтажные выражения. И непонятно было, кому он их адресовал.

Со смуглых щек Альки не сходила алая краска. Зачем он так? Слова били своей грубостью и походили на пощечины, от которых нет спасения.

Но Алька немного побаивалась Ивана. Шумный, он налетал на отдыхавших девушек, громко хохотал, затевал возню. Одни рассерженно отбивались, другие со смехом отталкивали его.

Алька сторонилась, ей боязно и непривычно участвовать в этой толкотне. Она старалась не замечать ругани, внутренне сжимаясь от стыда за то, что не может прямо и ровно дать отпор.