Отдельный Лаптев

— О тебе я стихов не стала бы писать, — подала глуховатый свой голос Панина. — Ты... ты очень благоразумный... Уж-асно. Как в подшефный колхоз ехать — он больную маму оставить не может. А как в Ленинград на экскурсию — так пожалуйста.

— Ладно склочничать! — Третий драматург, кареглазый крепыш, засыпанный веснушками, постучал ребром ладони по парте. — Вы нам лучше вот что скажите: желать славы — это действительно плохо?

Девчонки захихикали. Лаптев не знал, что сказать. Крепыш смотрел, не отрываясь, ему в лицо. На щеке крепыша подсыхала корочка недавней ссадины.

— Сложный вопрос, — сознался Лаптев. — А вам, ребята, я скажу так: согласен с тем, что твердят самые настоящие, самые Любимые людьми писатели. Надо говорить правду. Высказывать правду!

— Вы говорите «правда, правда»... Я скажу Бабарихе, что она деспот, а меня выгонят, — сказала Света, поправляя кружевной воротничок. — А сами...

— Да, а сами? — молчавшая до сих пор Валя, повязанная платком, сморщила болезненное лицо. — Вот Бабариха сказала, что ваша профессия — адвокат. Как же вы защищаете преступников? Вы, значит, говорите неправду, чтобы его оправдать, так?

Сумерки синели уже за окном. Маша включила свет. Лаптеву становилось все интересней. Он забыл о своих опасениях, что вся эта навязанная Битовой нагрузка будет ему в тягость, что он будет дохнуть с тоски, занимаясь не нужным никому делом. Они понравились ему. Как только он понял, что может пригодиться им, что он может научить их если не литературе, то чему-то иному, жизненно важному, так первые невидимые ниточки протянулись от него к ребятам. Он долго еще говорил с ними о своей работе, описывал разные случаи и с тайной радостью замечал: слушают!

— А вот приходите ко мне на дежурство, посидите, посмотрите на людей и опишите все, что увидите, как кто сможет. Тут проявится не только ваше умение, но и ваша, это самое главное, жизненная позиция, отношение к вещам. Тогда и поспорим...

Идея всем исключительно «показалась». И только Света сказала:

— Еще Чехов и Щедрин описывали суды и все такое... Старо.

— Молчи, чувиха! — толкнул ее Алеша. — Тебе бы только свидания описывать: «Она на него посмотрела сливочно, а он на нее — пломбирно».

Маша захохотала. Разобрали пальтишки, лежавшие на задних партах, и пошли все вместе. Алеша нес Машин чемоданчик. Маша смело взяла Сергея под руку и сказала:

— А можно, мы будем вас без отчества звать?

— Кротова, мать вызову! — сказала Панина голосом Бабарихи.

Нет, они ему определенно нравились! Лаптев после этой встречи набрал в библиотеке книг по истории литературы и читал их каждую свободную минуту, и даже в троллейбусе, где редко можно было добиться сидячего места. Встреча у них была назначена в субботу, но среди недели Лаптев, зайдя в химчистку, столкнулся с Машей Кротовой. Она стояла с пакетом в руке, готовясь что-то сдать в чистку.

Увидев Лаптева, Маша подошла, сияя улыбкой, играя ямочками, розовая, душистая, праздничная, в пуховом голубом берете, из-под которого выбивались золотые волосы.

— Здравствуйте, ой, как хорошо, что я вас увидела! — закричала она, хлопнув в ладоши. — А мы в горы собрались в воскресенье. Пойдемте с нами, а?

— А что? Можно... Вы мне позвоните в субботу вечерком... Ну, а что в школе новенького? Как Бабариха? — понизив голос и подмигивая, спросил он.

— Ой, не говорите! — Маша махнула рукой. — Люта! Сделала нам пять уроков в субботу — ужас! Ну, я скажу ребятам, что вы идете, ладно?

Все судебные дела, которые касались подростков, теперь привлекали его особенное внимание. Он сразу спрашивал тревожно: «А из какой школы?» И коллеги немножко подсмеивались над ним.