Хочу быть стариком. Вот таким мудрым, простым стариком. Он сидит, прищурясь, утром на каменном пороге винного погребка при самом шоссе. Справа лиман — туда длинно тянутся мостки пристани, и на них уже упало солнце, слева море, и море белесое под утренним небом, а лиман розовый и синий.

По лиману идет фелюга, она низко сидит в воде, у нее две мачты и прямые, как на джонке, паруса. Свет падает так, что фелюга, паруса и две фигурки рыбаков на ней, которые стоя делают там что-то, кажутся угольно-черными... Хочу, тоже хочу стоять сейчас там, под черным парусом, балансируя, хватаясь за сырую от росы мачту, ступать по глубокому днищу, где плещет под решеткой, облепленной рыбьей чешуей, старая, вчерашняя вода, чувствовать, как утренняя работа уже размяла и разогрела тело... По заливу идет фелюга, черная на розовой воде, а здесь, на берегу, качаются на ветру конические, как ракеты, тополя, земля суха и камениста, на ней чернильные пятна опавшей и подавленной ногами шелковицы. Полусгнившая шаланда вросла наполовину в песок. Стоят два грузовика с арбузами, ожидая парома, шоферы сидят на подножке, курят, и голубые дымки папирос вьются вверх. Пахнет пристанью, водой, свежим бензином.

Старик сидит чуть хмельной, с загорелыми корявыми руками, в дырявой соломенной шляпе. Борода его белая, короткая, круглая, она делает круглым и добрым его лицо. Он слегка улыбается. Настоящий хемингуэевский старик. В нем нет суеты. Никакой суеты, никаких лишних, суетливых мыслей, суетливых желаний. Он сидит праздно, но в нем нет праздности и лени. Поглядишь на него — и подобреешь, и сам захочешь быть таким стариком, и чтобы сидеть здесь утром, неизвестно зачем, просто так, чуть захмелев от стакана вина, чувствуя, как начинает пригревать солнце.

Створки погребка раскрыты и подняты, как крылья огромной бабочки, каменные ступени ведут вниз. Там темная винная прохлада, бочки на цементном полу, цинковая стойка и горит свеча в стеклянной банке над тарелкой с мелкими деньгами и мокрыми от вина рублями.

Старик с ласковым одобрением глядит на нас, на наш автобус, на то, как мы жадно и шумно кричим об этом погребе, сыплемся к нему из машины, спускаемся в его темное, прохладное, экзотическое для нас нутро по крутым ступеням.

Он еще крепкий, загорелый старик. На голых его, пыльных ногах связанные из веревки тапочки, — должно быть, распустил старый канат, расплел и сам связал себе обувку. Ноги тоже загорелые, и жилы на ногах не синего, старческого цвета, а как обожженная глина.

Черт возьми, до чего обаятельна его улыбка!

Прекрасный, чистый, утренний старик, волшебник, который сидит у дороги и соблазняет, как надо жить. Хочется сесть рядом и сидеть, хочется быть, как он.

— Пойдем выпьем, дед?

Он поднимает лицо. Глаза у него голубые, они насмешливы и умны. Но это добрая насмешка и мудрый ум — в нем нет суеты, в этом старике. Он все понимает, он видит меня и суету моих слов понимает, он уже знает, что я хочу быть таким стариком и жить так и не умею, но он чувствует, что сердце во мне еще доброе, что я зову его не с барством угощающего, а просто так. Я молодой, и зависть моя молодая и жадность, и старику приятно, что я тоже понимаю, какой он, что я угадал его.

Он поднимается? берет свою пустую кошелку, на которой сидел, — надо видеть его неторопливые, утяжеленные его покоем движения и его улыбку; он знал, что я его позову, и. доволен, и принимает приглашение попросту.

В погребке щумят: небритый жуликоватый молдаванин-виночерпий возбужден такой толпой утренних городских веселых гостей, он проворно наполняет стаканы из толстых, темных бочек, моет стаканы в ведре под стойкой. Пьем красный, терпкий и еще мутноватый молодой «гибрид», что-то вроде маджари — его давят из разных сортов винограда, — и легкий белый рислинг, смакуем, дивимся дешевизне, ломаем хлеб от черной тяжелой буханки, которая лежит на газетке на бочке.

Старик смотрит вокруг с удовольствием: ему по душе, что веселые дорожные люди пьют утром холодное вино, что все добры и приветливы, что смеются и кричат высокими голосами молодые женщины. Сам он пьет небольшими глотками, подолгу держит стакан в руке, не отпивая, не торопится.

На него обращают внимание, начинают тормошить, расспрашивать — он молчит, улыбается, не спеша поворачивает большую голову то к одному, то к другому. Он сейчас как добрый дед среди расшалившихся внучат. Он как бог, этот старик, как еще не разнесенный легендами пророк доброты, новый бог, который пришел на смену старому, несчастному, мстительному и суетливому богу, богу-неудачнику, выдуманному несчастными людьми. Еще никто не знает, что он бог, а он уже есть, бродит по утренним дорогам, стоит со стаканом вина в руке среди людей и, улыбаясь, глядит на них. У него ладони рыбака и белая добрая борода. Он еще крепок, он покоен и мудр.

Хочу быть, как Лека, сын рыбака, живущий на косе, — таким тоненьким, легким и, как негр, черным от загара мальчишкой. Он ходит, подпрыгивая, припевая какую-то одну и ту же песенку, он пьет, как испанец, держа носик чайника надо ртом, у него на плече свежий розовый длинный шрам — порвал весной плечо об уключину. Я увидел его издалека; он шел по твердому мокрому песку, по полосе прибоя, шлепал по воде тонкими ногами и нес на голове кухтыль — большой стеклянный поплавок. Кухтыль был больше Лекиной головы. Солнце, как Вильгельм Телль, посылало свои стрелы в стеклянное яблоко, стрелы дробились и ни одна не задевала Леку.

Коса белая и длинная, бесконечно длинная, она разделила две воды — морскую и речную; есть тут такие места, что можно искупаться в море и тут же перебежать по горячему песку в реку, в лиман, и не успеешь обсохнуть, даже на таком солнце и ветру. Песок белый, чистый, мельчайший — кажется, не просеивая, можно смело наполнять им песочные часы.

На косе уместились в тесноте две дороги — железнодорожная колея и узкое, черное и мягкое, как вакса, шоссе. А больше там нет ничего, кроме рыбачьих хат, кроме молодых виноградников.

И еще ветер.

И сети, брошенные на песке, — песок наполз на них, присыпал, и кажется, что сети старые, дырявые. По ним приятно ходить босиком, они мягко щекочут ступни...

Две черных больших шаланды бездельно покачиваются и стукаются друг о друга бортами на голубой воде.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.