В этот момент в музей вошел маленький пожилой и лысый человек в черной рясе. Это был падре Лепеж, главный собиратель и хранитель всех находившихся здесь богатств.

Нуньес познакомил нас. Круглое ласковое лицо Лепежа расплылось в любезной улыбке, а хитрые умные глаза внимательно оглядывали нас. Широким жестом пухлой маленькой руки он пригласил нас поподробнее познакомиться с коллекциями, собранными в витринах, и тут же углубился в какой-то разговор с Нуньесом. Иезуитский священник родом из Бельгии, Лепеж больше двадцати лет прожил в Африке, в Конго. Когда конголезцы выгнали бельгийцев, ему, как и другим белым миссионерам, пришлось покинуть страну. Он вернулся на родину в Бельгию, но, говорят, не поладил там со своим иезуитским начальством и был послан в эту глухомань, получив в свое ведение маленькую церковь в Сан-Педро-де-Атакама.

Здесь он занялся археологией и начал вести раскопки в пустыне. Духовный, наставник своих богомольных прихожан, он сумел заинтересовать их археологическими поисками, и население городка стало принимать самое активное участие в раскопках. В окрестностях Сан-Педро-де-Атакама были найдены стоянки древнего человека, множество могильников, и в течение нескольких лет здесь возник и разросся музей, который теперь описывается во всех путеводителях по Чили, завлекая в этот маленький городок немало ученых и туристов.

Но дело, конечно, не только в том интересе к археологии, который посеял в своих подопечных отец Лепеж. На чисто научном энтузиазме горожан он бы далеко не уехал, и тут, как и везде, людям надо думать о заработке. Секрет успеха был проще: все археологические изыскания велись на солидной материальной базе. Отцы-иезуиты в отличие от университетского начальства Лаутаро Нуньеса быстро оценили значение работы Лепежа, и финансовые субсидии, которые он получал, помогли ему подогревать интерес своей паствы к археологии. А если добавить, что музей сделал Сан-Педро-де-Атакама известным во всем Чили и даже за его пределами и что нарастающий поток туристов тоже увеличивает доход горожан, то нет ничего удивительного в том, что отец Лепеж стал за эти годы самой авторитетной и влиятельной фигурой в городке, фактическим его хозяином. Слово падре здесь закон, и, скажем, во время выборов в палату депутатов или в сенат подавляющее большинство жителей Сан-Педро-де-Атакама будет обязательно голосовать за тех кандидатов, которых считает самыми достойными их священник.

Нет спора, что археологическая работа этого человека заслуживает всяческого одобрения и уважения. Недаром под стеклом первой же витрины, около которой останавливается посетитель, войдя в музей, аккуратно разложены разные дипломы, выданные университетами, научными обществами и академиями и отмечающие научные заслуги отца Лепежа, свидетельства о присуждении ему премий и почетных медалей и указ бельгийского короля о награждении его орденом. Но все же настоящие профессиональные ученые, восторгаясь собранными им коллекциями, одновременно имеют к нему немало претензий. Как дилетант, отец Лепеж нередко по незнанию или по небрежности не соблюдает строжайших предписаний археологической науки.

— Вы посмотрите, что он делает! — с отчаянием в голосе говорил потом нам Лаутаро Нуньес. — Он вскрывает несколько могильников, извлекает их содержимое и не находит нужным составить подробное описание! И мы теперь не знаем, из какого могильника взяты те или иные скелеты и вещи. А это очень важные для науки данные, и теперь они навсегда утрачены. Понимаете, навсегда! Все равно рано или поздно эти могильники были бы вскрыты, но их вскрывали бы настоящие ученые, а не дилетант-священник. И археология извлекла бы из них гораздо больше сведений, чем сейчас. Я понимаю, что Лепеж сделал много, но мне иногда хочется рвать на себе волосы — так невежественно и небрежно порой выполняется эта работа.

Судя по всему, эти упреки были весьма основательны, и, если существует бог археологии, он, отмечая заслуги святого отца, конечно, не простит ему и тяжких прегрешений перед наукой.

Можно себе представить, какой кровоточащей сердечной раной был для Лаутаро Нуньеса музей в Сан-Педро-де-Атакама. Эти сокровища, наверное, вызывали у него подлинно танталовы муки. Наверное, для Лаутаро было одновременно и наслаждением и пыткой каждое посещение этого музея и тяжким испытанием каждая встреча с маленьким иезуитом, хозяйничающим здесь.

Я внимательно наблюдал за ними обоими. Внешне они были очень любезны друг с другом и со стороны могли показаться добрыми товарищами. Но чувствовалось, что за этой декорацией вежливого дружелюбия между ними все время происходит непрерывная внутренняя дуэль. Маленький иезуит смотрел на Лаутаро ласково и нежно, а где-то в глубине его хитрых глазок не угасал лукавый и насмешливый огонек.

— Ну что, ученый? Завидуешь? — будто злорадно хихикая, спрашивали эти глаза. — Не видать тебе таких коллекций, как своих ушей. И хоть нет у меня твоего университетского диплома, а я тебя далеко переплюнул! И пока твое университетское начальство опомнится, я еще немало чего накопаю!

— Эх, поп! — словно отвечали ему печальные глаза Лаутаро. — Мне бы твои бы денежки! Раскопал бы я не меньше тебя, и наука не понесла бы урона, не то что при твоем дилетантском невежестве. Что же, твое счастье, падре, а моя беда, что иезуиты оказались богаче и умнее, чем наши университетские руководители. Подожди, придет и мое время!

Солнце зашло, и снаружи быстро стемнело. Мы распрощались с отцом Лепежем и пустились в обратный путь.

В воздухе свежело. Безлунное черное небо, куда более бедное звездами, чем наше, совсем низко нависло над пустыней. Лаутаро, молчаливый и погрустневший, сидел за баранкой, и я думал, что он, наверное, каждый раз возвращается из Сан-Педро-де-Атакама с разбитым сердцем. В самом деле, была какая-то чудовищная несправедливость в том, что такие сказочные подземные клады Атакамы попали в руки этому маленькому иезуиту, пришельцу и чужеземцу, а не ему, родному сыну Великой пустыни, преданному апостолу своей любимой науки. И я вспомнил о другой несправедливости, о том, что главные клады этой пустынной земли — медь и селитра — тоже принадлежат чужеземцам. Впрочем, в обеих этих несправедливостях пустыня не виновата.

Лаутаро взглянул на часы и нажал на газ, коротко сказав, что мы опаздываем в Каламу. Нам еще предстоял званый ужин в обществе мэра и именитых граждан этого города.

Ужин, как всегда, был долгим, веселым и дружеским, и в Антофагасту мы вернулись около пяти утра, когда небо на востоке уже начало светлеть.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.