— А зачем тебе? Пожалела б себя, в туалет и то сбегать не хочешь: время экономишь. Почки портишь — все лишнюю сотню выколотить мечтаешь. Худая вон вся, плохая.
Ритка вскинулась:
— Хоть костлива, да счастлива! У меня в шифоньере шесть польт висит, и я себе седьмое справлю, если захочу, а ты у мамы на мороженое, небось, просишь! Ничего, замуж выскочишь, и у тебя задок съедет!
Лидка говорит:
— Ой-ой, а еще в бригаде комтруда!
Ритка сморщила рожу.
— Ох, уж бригада эта! Да что я там не видела! Бригада в целом план не выполнила, а меня премии лишили. «Не по-мо-га-ешь товарищам». А у меня племянник сейчас на шее. Хлеба столько съедает, уж я про хлебало всякое и не говорю... Ну и ходит один ко мне... служащий. Тоже угощаешь!
Слушать ее тошно и жалко. Ну в чем ее счастье? В седьмом пальто? В служащем, которого надо как следует угощать? Ее тут не уважают, не очень любят, хотя она такая быстрая и так много успевает.
У остановки долго ждала Олега. Он пришел, что-то весело сказал, и я уловила спиртной запах. Когда успел? Сказал, что собрался тут у одного диван перетянуть, так вот обмыли...
— Разве ты умеешь перетягивать диваны?
— Я все могу. Со мной не пропадешь!
— Я и без тебя не пропаду! Зачем ты пьешь?
Олег вдруг разозлился. Такой бешеный у него был взгляд! Но он не выругался, не отвернулся. Ух, как стучало сердце! Молча проводил меня до дома, хмуро попрощался и ушел. Олег часто говорит мне, что нельзя жить «прописями», быть простодушной и принимать все на веру. Он говорит, вот если бы все были такие, а то ведь одни хитрят, ловчат, пробиваются и все за счет кроликов вроде меня. Так нельзя! Но ведь есть два пути: тоже ловчить, хитрить, подлаживаться и «рвать куски» или как-то бороться с этим. С этими. Стеша ведь не такая. И Каравай не такой. И Надька тоже. А Олег? Олег где-то посередине — не с нами, но, надеюсь, и не с теми, другими... В субботу — танцы. Я собиралась с Олегом в Сокольники, но теперь... А мама сшила мне такое платье! Специально для танцев — капроновое, на чехле... Зачем же он целовал и говорил мне все такое, чего я забыть не могу? Ох, может, я сама, сама виновата, что оттолкнула его?
Среда. У нас такое, такое! Даже не скажешь... В сборке — ЧП; пропало десять комплектов готовален для КБ. 40 рублей каждая. Это не шуточки!
Украли. Или, как у нас говорят, «вынесли» — это не такое страшное слово, как «украли». Теперь всех тщательно проверяют в проходной, охлопывают. Противно. Стыдно! Сейчас ищут вора. Олег подходил и сказал, что надо поговорить. А от самого опять водкой тянет.
Тут привезли как раз «кончики» — «концы». Это самый веселый момент в цехе. Мы кинулись в комнату, где грудой свалены пестрые обрезки — байка, сатин, бархат, трикотаж... Я вытащила четверть байкового одеяла, Надька — «резинки» от носков. Надела их на кисти, как манжеты. Ритке незаметно прицепили «хвост» из красного сатина, и она так ходила, а все девчонки прыскали, пересмеивались — как будто в школе.
Каравай тоже очень смеялся, а ведь хмурый явился, сын у него болеет. Он живет в подвале, и вот от этого... Ритку хотят завтра на другой станок ставить. Когда она узнала, то убирать за собой не стала в эту смену: я уберу, а завтра меня на другой поставят — нет уж! Она работает без сменщицы и вот решила, как всегда, хоть что-то выгадать.
Олег все же поймал меня. Шли молча, потом вдруг показал на какой-то дворик: «Я вон где живу». Посмотрела. Деревянный домик, обшитый досками, из которых были, наверно, сколочены когда-то ящики. На досках штампы — «Москва-Товарная» и еще какие-то. Я ему говорю: «Ну чего надо? Зачем позвал?» Он усмехается:
— А чего, нельзя, что ли? Хотел спросить, как там, на техминимуме? Ты с Вовкой ходила?
— С Вовкой? Просто и Вовка ходил. Ну и что?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Роман
Осмелюсь утверждать — открытия делаются молодыми учеными