Я подхожу к стене. Он мерит мой рост линейкой, работает ею легко, как купец.

— Так и думал, — говорит он, — пятидесятый, третий рост.

— Раньше-то продавал?

— Точно. Продавал, — тихо отвечает он, — у тебя зрачок есть.

— Что продавал-то?

— Слезы в бутылочках. Русский слезу любит и покаянь тоже. Без содеянного не покаешься — вот и грешим, абы потом себе самому последнее слово отыскать.

Он снимает трубку телефона, набирает номер и говорит:

— Алло, Василий Иваныч, привет. Пятидесятый, третий рост. Сорок два. Ага. Ну, а как у тебя? Слышу, слышу... Горластый. — Пал Палыч манит меня к себе. Я подхожу. Он протягивает трубку и шепчет: — Послушай, твои друзья концерт задают.

Я слышу в трубке отчаянный, нечеловеческий вой, чей-то пьяный смех и крики. Пал Палыч жадно смотрит в мое лицо.

— Страшно, подследственный?

— Страшно.

— Мне тоже.

— Тебе-то понятно, отчего. Трусишь.

— Что ты? — удивляется Пал Палыч. — Я храбрый, я возмездия жду, а все одно отступничаю. Думаешь, мне по ночам пенька ноздрю не щекочет? Коньяк жру — трезвею, спать не могу, страх душит. По утрам-то я где? Я тут утром, на своем боевом посту, я утром боец.

— Какой ты боец? Палач.

— Я? Да что ты, подследственный! Какой же я палач? Разве я тебе пальцы ломал? Низ резал? Я с тобой, как боец с бойцом, по-честному, я вот он весь. Я мук тебе не делал, зачем напраслину порешь?

— Будешь еще, верно, и резать и ломать...

— Боишься? А? Я не стану. А за других ответ не держу, не табуном живем, а каждый по своей свободе.

В кабинет приносят власовскую форму. Пал Палыч берет френч, привычным жестом продавца прикидывает и протягивает мне:

— Пятидесятый, третий рост. Носи на здоровье.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 19
• 20
• 21
• 22
• 23
• 24
• 25
• 26
• 27
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.