До станции Тюя-Ашу Южная надо несколько часов ехать из Фрунзе на машине, а потом, миновав трехкилометровый тоннель, взбираться по узкой горной тропинке на лошади или пешком.
Из темноты длинного и прямого бетонного тоннеля, пробитого в самом сердце перевала, ты вырвешься на белый свет. Перевал искристой снежной громадой повиснет над головой. Лавинная станция на южном склоне его отличается от остальных станций на дороге Фрунзе — Ош тем, что еще выше ее, почти на самом гребне угрюмого Киргизского хребта, есть маленький дощатый домик, громко именуемый высотной лабораторией.
Владимир Михайлович Кондратенко, начальник станции, высокий и упрямый, спорит с инженером Мишей Щербаковым. Предмет спора — сапоги. Охотно бы Миша отдал мне свои сапоги, но они дырявые, а носить надо — не вышел срок носки. В конце концов Кондратенко ведет меня на склад, чистый и прибранный, как у радетельного ротного каптенармуса. Рядами висят новые полушубки, валенки, страховочные веревки. В углу бирками наружу лежат сапоги «БУ». Из них Владимир Михайлович пытается подобрать подходящие.
— Вот эти подойдут?
— Так у них подошва совсем отвалилась!
— Вы же на лыжах пойдете, подошва к ним и прижмется...
В окнах синеет рассвет. Кондратенко садится оформлять бумагу. Мы с техником-гляциологом Славой Гринюком кладем в рюкзак хлеб, макароны в кульке и две консервные банки — с молоком и мясом.
— Вот здесь распишитесь, — останавливает нас Кондратенко, покончив с бумагой. Дословно она гласит, что мы направляемся к высотной лаборатории, снабжены теплой одеждой и обувью, спальными мешками и продуктами на два дня. Что группе надлежит двигаться согласно приложенной схеме и что документ составлен в двух экземплярах...
Провожает нас со Славой вся станция — Миша с женой Лидой, Боря Ржевский, инженер и давний мой знакомый, Веня Яблоков, лавинщик-снегометрист.
Мы проходим мимо метеоплощадки и начинаем медленно взбираться на склон. Снег спокойно поблескивает синими огоньками. Но Слава идет, осторожно передвигая лыжи. Станция внизу постепенно уменьшается — это уже совсем крохотный домик, утонувший в сугробах, с реденькой паутинкой антенн.
Вдруг снег под ногами ухает и оседает. Стремительная трещина очерчивает границы уплотнившейся толщи — что-то около трех-четырех гектаров. Высота снежного слоя — не меньше двух метров; Если весь этот снег, встревоженный нашим присутствием, вздумает обрушиться, грянет огромная лавина.
Обычно лавинами называют снежные обвалы. Под действием собственной тяжести, резкой перемены погоды, жгучей солнечной радиации нарушается сцепление между снежинками. Верхние слои приобретают как бы гладкую и скользкую подстилку, и в какой-то момент они приходят в движение, устремляясь к долинам, захватывая огромные площади снега, поднимая камни, вырывая с корнем деревья, сметая со своего пути все, что может им противостоять.
Когда Ганнибал шел со своим стотысячным войском через Альпы, намереваясь ударить в спину римским легионам, он не подозревал, что войдет в историю не только как знаменитый полководец, но и как великий неудачник, потерявший почти половину своих воинов не от меча врагов, а от снежных лавин.
Снежные обвалы наносят людям такой же ущерб, как ураган, шторм, засуха, землетрясения. В средневековье жители Альп приписывали лавины колдовству ведьм. Перед пасхальными праздниками они закапывали в снег освященные подарки, надеясь умилостивить жестокую и слепую стихию. Во время первой мировой войны здесь проходил итало-австрийский фронт, и снежные обвалы, вызванные канонадой и выстрелами, похоронили тысячи солдат. У одного из счастливо уцелевших, Матиаса Здарского, врачи обнаружили восемьдесят четыре перелома костей. Одиннадцать лет пролежал Здарский в постели и, выжив, поклялся всю свою жизнь посвятить борьбе с этим бедствием. Он-то и выработал первую методику исследования лавин.
В нашей стране лавиноопасны горные районы Кавказа, Хибин, Саян, Памира и Тянь-Шаня. Минометным обстрелом, взрывчаткой сотрудники лавинных станций научились искусственно обрушивать снежные карнизы и этим ослаблять разрушительную силу лавин. И вот там, куда мы идем, скопилось много снегов. Они нависли над дорогой и порталом тоннеля. Когда им вздумается рухнуть? Какова будет мощность лавины? Сколько потребуется взрывчатки, чтобы снега стронуть с места, увести их от портала и дороги? Ответят на эти вопросы замеры, которые включают в себя десятки больших и малых чисел. Чтобы взять эти замеры, нужно подняться по шаткой толще снегов к высотной лаборатории, там определить температуру слоев, их плотность, состав, мощность, механическую способность двигаться и т. д. И уже потом вызвать обвал.
Снег под ногами легок, как пыль. Лыжи проваливаются, по колено увязают ноги. То тут, то там ухают сугробы. В эти мгновения «сердце уходит в пятки». На четырехкилометровой высоте кислорода мало. Легкие со скрипом втягивают воздух. В горле першит и колет. Кружится голова. Неровно и торопливо проталкивает сердце отравленную высотой кровь. Ты чувствуешь себя хилым и старым. Ты сомневаешься, что у тебя вообще есть силы. А еще — вдруг снег тронется? Ты, конечно, не успеешь развязать обледеневшие брезентовые крепления и сбросить лыжи. Лавина захватит тебя, как былинку, задушит, исковеркает, сотрет в порошок.
Слава останавливается. Останавливаюсь и я. Мы сохраняем большую дистанцию. Если кто-то из нас попадет в лавину, другой убережется, попытается спасти. Я видел однажды, как человек не мог выбраться из снежной круговерти. Лавина засосала его в своем бездонном чреве и раздавила тысячетонным прессом.
— Здесь трещины... — произносит Слава.
Идти по трещинам — гиблое дело. Оглядываемся назад, на свою крохотную станцию. Там за нами следят ребята. Слава стреляет желтой ракетой, привлекая их внимание.
— Снег сильно подвиж-ны-ый! — кричит он, сложив ладони рупором.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.