Вихрь слышал, как Аню били и как офицер кричал:
— Где остальные, красная шлюха?! Отвечай, где остальные?
— Я одна, — отвечала девушка. — И можете так не орать, у меня хороший слух.
Вихрь сжался, и плечи его стали вздрагивать по тому количеству пощечин, которые он явственно слышал.
— Эх, вы, европеец, — сказала Аня. — Неужели у вас принято бить женщин?
— Ты паршивая шлюха, а не женщина! — крикнул офицер. — Ложись на землю лицом вниз!
— Я не лягу на землю лицом вниз, — ответила Аня. — Можете стрелять в лицо.
— Прежде чем я выстрелю тебе в лицо, ты еще у меня попляшешь! — сказал офицер. — Ты у меня еще так попляшешь, что ой-ой! И тебе не поможет любимая родина и дорогой товарищ Сталин!
— Мне поможет родина, — ответила Аня, — мне поможет товарищ Сталин, а вам уже ничто не поможет.
Вихрь представил ее себе сейчас: такую красивую, женственную, но в то же время еще ребенка — курносую, с раскосыми громадными глазами.
«Ну? — подумал он медленно. — Пора выходить, что ли?»
Судьба разведчика... Касабланка, ночные кабаки, танцовщицы, которые в перерыве между любовью курят, лежа на спине, возле усталого генерала, и между делом спрашивают его о секретах в генеральных штабах; алюминиевые аэропланы и трансатлантические перелеты для переговоров за коктейлем с финансовыми магнатами; конспиративные явки в таинственных коттеджах с двойными стенами; лихие похищения чужих офицеров, толстые пачки новеньких банкнот в шершавых портмоне; любовь острогрудых флегматичных блондинок; трескотня стальных от крахмала манишек на раутах и дипломатических приемах, легкая — за чашкой кофе — вербовка послов и министров... Боже ты мой, как же все это смешно, если бы не было глупым и — в этой своей глупости — безжалостным по отношению к людям этой профессии.
А вот так лежать в сене и слушать, как бьют девочку и заставляют ее ложиться на землю, а ты затаился в сене, и тебя раздирают долг и сердце, разум и порыв — тогда как? А если приходится шутить с человеком, смотреть ему в глаза, угощать его обедом, но знать, что сейчас, после этого обеда, когда вы вместе пойдете по ночной улице, ты должен будешь этого твоего доброго знакомого убить как врага? А ты бывал у него в доме, и знал его детей, и видел, как он играл с годовалой дочкой... Как тогда? А если ты должен спать с женщиной, разыграв любовь к ней, а в сердце у тебя другая, та, единственная. Тогда как? А если можно сказать на допросе только одно-единственное «да», а отвечать нужно «нет», а за этим «нет» встает камера пыток, отчаяние, ужас и безысходность, а потом длинный коридор, холод, плиты, в последний раз небо, в последний раз снег, в последний раз взгляд, в последний раз люди — пусть даже те, которые выстрелят тебе в затылок, но все равно люди, которые в самый последний миг могут стать вдруг близкими-близкими. Только потому, что они последние люди, которых ты сможешь видеть на земле! Тогда как?!
Где-то совсем рядом заурчал автомобильный мотор. Скрипнули тормоза, хлопнула дверь, и Вихрь услышал немецкую речь:
— Перестаньте, болван вы этакий! Что это за скотство — бить женщину!
Потом этот же человек мягко, произнес:
— Я приношу вам извинения за это безобразие, девушка. Пожалуйста, садитесь в машину!
Ане перевели слова немца. Он ждал, пока ей это переводили, а после сказал:
— Мне совестно за вас, господин обер-лейтенант. Это стиль мясников, а не офицеров германской армии.
— На русском фронте погиб мой брат, — тихо ответил обер-лейтенант.
В 10-м номере читайте об одном из самых популярных исполнителей первой половины XX века Александре Николаевиче Вертинском, о трагической судьбе Анны Гавриловны Бестужевой-Рюминой - блестящей красавицы двора Елизаветы Петровны, о жизни и творчестве писателя Лазаря Иосифовича Гинзбурга, которого мы все знаем как Лазаря Лагина, автора «Старика Хоттабыча», новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.