За окном шалое солнце. Нелепое, почти детское настроение. Я нашла, придумала, теперь я знаю, как объяснить ребятам, что такое «Онегин». Сегодня они поймут, почему вот уже более ста тридцати лет женщины подозрительно трут глаза, читая строки, легкие и понятные, почему волнуется мальчишка, открывает новую мудрость пятидесятилетний человек.

Что тут вечное? Сюжет? Сначала он не любит, она любит, потом ей нет пути назад, а он, потерянный, тянется к своему единственному и уже не может обрести. Он научился любить.

...Ерунда. Дело не в сюжете. Я нашла большее. Я сейчас приду и все объясню им, объясню то, что мудро посылал нам из XIX века Пушкин — каким надо быть. Объясню.

Школа. Ступеньки. Наконец звонок. Я смотрю на рожицы моих ребят. Я выискиваю лица, которым я начну говорить, глаза, которые захотят увидеть то, что вижу я... Одни глаза. Они еще в чем-то своем, от меня далеком. Я — мимо. Другие глаза. Холодные, спокойные. Им плевать, есть ли я, Онегин, или нет. А эти? Нет, эти покорные, примут все, что скажу. Примут. А я хочу, чтоб сначала засомневались, чтоб сначала приладили к себе, а потом…

Шалое солнце. Оно поможет. То, что я придумала, должно быть при солнце — союзнике.

Нашла глаза: порывистые, смелые, и мальчишка губастый, значит, добрый.

— Слушайте!..

И, как из другого мира, кто-то от окна:

— Смотрите, какое солнце! Сейчас бы в футбол...

И, подхватив это настроение, вскакивает мой губастый, глазастый, которому я уже сказала свое «слушайте».

— Пожалуйста, не обижайтесь. Вы просили, чтоб все прямо вам говорить. Ответьте на вопрос: зачем нам литература? В физико-математической школе?

И рядом вскакивает второй человек — ершистый, умница. И мальчишки, перебивая друг друга, волнуясь, искренне объясняют мне полную ненужность моего предмета. И я верю им, верю, что они не рисуются, они решают до ночи сложнейшие задачи, они сидят над теорией, они просто не понимают, что им нужно от Онегина, зачем он, зачем Пушкин, зачем он писал о капитанской дочке, зачем стихи «Чаадаеву»... Это все устарело, а им сейчас, молодым, увлеченным, нужны приборы, изобретенные ими, нужны послушные цифры и понятные им отвлеченные величины.

На секунду, на одну секунду все, что я придумала, отошло вглубь. Я вдруг поверила им, живым, сидящим передо мной, что создать нужную машину или формулу важнее, чем прочитать «Евгения Онегина»...

— Согласна. Пусть так. Давайте договоримся, ребята. Я выставлю вам тройки в году: по русскому языку и литературе. Я поверю вам... Но... Так на так. Мои условия:

С этого дня вы не ходите на мои уроки, ни на один, никогда. Это раз.

Не читаете ни одной книги. Никакой. Это два.

Не смотрите по телевидению ничего, кроме футбола. Это три.

Не ходите на выставки, в театры, в кино. Это четыре.

Если где-то услышите песню, стихотворение, бегите от этого места. Ни одной песни. Это пять...

Вот мои условия. Через год поговорим. Но за этот год ни одной встречи со мной, ни одного разговора. Сможете без искусства, без разговоров об искусстве?..

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.