Творчество Андрея Вознесенского занимает видное место в современной поэзии. За книгу избранной лирики «Антимиры» А. Вознесенский выдвинут на соискание Ленинской премии.

В статье Станислава Лесневского, содержащей, по мнению редакции, и спорные положения, рассматриваются особенности творчества поэта. Автор статьи любит поэзию Вознесенского и, видя ее противоречивость, тем не менее полемически подчеркивает пристрастность своего отношения к ней.

Творческие портреты

Я представляю себе Вознесенского так: он тоненький «прутик антенны». Самозабвенно и самозачарованно прутик взметнулся к небесам над лесами, росами, городами. Прутик нежный, но он ловит громы и шорохи: включите на полную мощность, и эфир — через тонкую антенну! — взломает, раздавит тишину комнаты или сосен. А вот поэт переходит с приема на передачу: подает позывные, то робкие, то оглушающие, то боязливые, то исступленные. Пульсирующее противоречие: «антенна» слышит всех и ее слышат все, но труднее всего ей услышать себя. А кому это просто?.. Главное — вот что:

Край мой, родина красоты,

край Рублева, Блока, Ленина...

Если меня спросят, какое слово чаще всего ассоциируется у меня с поэзией Вознесенского, какой лик просвечивает сквозь все творчество поэта, что есть музыкальный ключ его стихов, то я отвечу: Россия. Точнее, что-то в России, а именно ее всемирная отзывчивость.

Музыкальная гармония русской классической поэзии и «хаос Вознесенского»?! Но ведущее в Вознесенском не дисгармония, а ее постижение и преодоление. У Вознесенского много стихов об Америке, Франции, Италии, вообще о Западе, вообще обо всем мире. Но поэт знает, что сердце Советской Родины раньше и чутче всех откликается на боли и беды мира. «Нам внятно все...», как сказал Александр Блок.

Вначале было слово. Поэт не только услышал, он и увидел, и ощутил, и ощупал слово, Вознесенский даже обонял его! Оно было живое и цветастое. Оно было русское. Цвет звучал, а звук светился.

Вознесенский, если можно так сказать, начался с русской ярмарки. Давайте увидим как бы во сне ее разноголосье, пестроту, буйство, смешение запахов и звонов, да еще красотищу маковых куполов, да скоморохов...

Цвета и звуки праздновали. Праздник был весельем сильных. Торжествовали художники всех времен. Поэт от имени молодежи нашей обещал им, замученным и бессмертным, достроить города и построить новые (поэма «Мастера»).

Колокола, гудошники... Звон... Звон... Шуму-то, шуму сколько... Праздник.

Только слышите: бьется, звенит нежный прутик антенны сердца. И является любимое слово, озябшие позывные, зябкое пальтецо. (Потом мы прочтем в «Озе»: «Ты летишь Подмосковьем, хороша до озноба».)

Ва! Да он, кажется, действительно сентиментален! Зазывала, озорник, ярмарочный весельчак — да он, кажется, плачет... Ну, не смешно ли: «Бушуйте в артериях двадцать веков!», — а сам про худенькие ладошки...

Но это пока далеко внутри — не расслышать.

Поэт упивается бытием в его непосредственной данности, часто лишь внешне живописной, не столь глубокой, но живой, минующей все предписанное извне, навязанное естеству.

Мироощущение поэта ренессансное. Его стихи атакуют аскетизм и ханжество. Его стихи поют жизнь.

Чтобы освободиться от ветшающих, но привычных представлений, надо, «сметая каноны, прогнозы, параграфы», увидать саму жизнь, земную, ощутимую, необузданную. «Огненно-рыжий» художник, «базары-пожары», «купола-кокосы и тыквы-купола», «яростные русские, красные рубахи» — жизнь!

Художнический труд, как и всякий труд, осознается поэтом в его радостной игре жизненных сил. Природа — художник, художник подобен природе, рождающей плоды бескорыстно и ликующе, в счастливых муках.

Маленький этюд Андрея Вознесенского «Сибирские бани» возник на основе первоначальной цветозвуковой «биохудожнической» (скажем так) цельности постижения жизни. В этом сибирском «ню» сочетаются целомудрие и озорство, бережность и темперамент, ярость и чистота.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.