Андрей Вознесенский

Станислав Лесневский| опубликовано в номере №933, апрель 1966
  • В закладки
  • Вставить в блог

отечественная любовь...

Вот оно, одно из главных слов Андрея Вознесенского:

Невыносимо быть распятым,

до каждой родинки сквозя,

Когда в тебя от губ до пяток,

Как пули, всажены глаза!

Так в «Треугольной груше» прорывается и голос самого поэта, совершающего побег из плена вещей и событий, кричащего от муки жить «в Америке, пропахшей мраком...». Буржуазная цивилизация распинает человека.

Задрожал тоненький прутик антенны сердца, захлестнутого было потоком вещей, событий, людей, звуков, красок, оргий, воплей, плясок, огней, машин... Невыносимо!

Отчего поэту невыносимо?

Да оттого, что он чувствует за весь мир. Мир настолько сблизился, его судьба сейчас настолько едина, что поэт не может не чувствовать за человечество, тем более поэт русский, советский. Где бы ни мучали людей — в Гарлеме или в Париже, — поэту невыносимо!

От этого «невыносимо» поэт сбегает в себя. Обычно в таком случае говорят: герметизм, башня из слоновой кости и пр. «Нет!» «В себя» — для поэта значит — к людям. Потому что «в себя» — это к сердцу, душе, к природе, чьи сосны, березы и снега неотделимы от человечности. «Я разворован, я разбросан», — поэт в ужасе. Его лечат березы Родины.

Тишина пришла, тишина... В этой тишине создается одно из лучших произведений Вознесенского — «Осень в Сигулде». Оно сильно лирическим откровением, исповеднической и грустной интонацией. Это — прощание Вознесенского с самим собой. Прощание с сорока отступлениями от поэмы, в символическом смысле этого слова. «Осень в Сигулде» не подведение итогов. Итогом будет «Оза». Поэма о Ленине «Лонжюмо» станет для поэта очищающим раздумьем. В Сигулде он светло и тихо прислушивается к себе. «Спасибо», — говорит он. А кому? Человечности, любви, лесам. Спасибо...

За все обыкновенное, негромкое, за тишину...

Но в приобретении он уже чувствует потерю. Его «спасибо» не благодушно. Чудом, десятым чувством он слышит в «спасибо» «спасите»!

Слишком многим людям слишком спокойно в этом неспокойном мире; над их ушами пусть звучит это «спасите».

Приходит понимание:

...что канули наши кануны,

что мы да и спутницы наши — не юны...

Поэма «Лонжюмо». Поэт наедине с Лениным. Стих приобретает даже некоторую рационалистическую сдержанность. Местами это импровизация на тему. Стих робеет. «Любовь — великая боязнь», и это применимо к «Лонжюмо».

Ленинская тема сердечно важна Вознесенскому. За океаном ему светила секвойя Ленина. В шушенских лесах он думал о «переселяющейся» гениальности Ленина. И вот в Лонжюмо Вознесенский решается на поэму о Ленине. Тема необъятна: поэма летит, как продолжение Земли. А городки, в которые «режется» Ленин, летят точно, широко и неизбежно, как тот авроровский снаряд, так что «вдребезги империи, церкви, будущие берии», так что рушатся рейхстага в 45-м «наповал»! А школа в Лонжюмо, где Ленин читал лекции, раскрыливается во всю планету.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Можно ли выжечь эти джунгли?

О профессиональном баскетболе