Он смотрел, как работают вокруг. Без принуждения, без окрика. Так, словно они на свободе, словно любовно и на совесть строят каждый свой собственный дом. И желание опередить, обогнать, показать, на что способен Сашка Назаров, все росло. Особенно подстегивали неторопливые рассказы бывалых людей во время перекуров:
— Мы-то что! Подумаешь, по два-три «балана» зараз берем. А вот слыхали про Митьку-корову с третьего участка? Вот этот дает! На земле работает, а с землей не шути, того и гляди, пуп развяжется...
Сашку задевало за живое. Тоже мне, Митьку-корову в пример приводят! Глядите, как надо работать!
И он сбрасывал с себя телогрейку — если по-настоящему разворачиваться, в тридцать градусов мороза жарко — и оставался в одной рубашке с закатанными рукавами.
Сначала на него смотрели с удивлением — ну и псих! Потом, когда поняли, что это не форс, а главное, когда узнали проценты, не меньше ста пятидесяти — двухсот за смену, стали с уважением говорить:
— Чего там Митька-корова! Вон Сашка наш почище работает. Даже без перекура...
Сашка с интересом все это слушал, особенно похвалы бригадира и помполита, но радовался другому: он уже точно знал, что труд, даже без «зрителей», может быть удовольствием.
Именно в это время и начались «назаровские купанья».
Купаюсь каждый день. Да, еще новость: сделали турник. Уже три дня занимался на нем, все руки в кровавых мозолях. Учусь делать «склёпку», но пока не выходит. Вообще турник — очень хорошая вещь, надо серьезно заняться им. Вспомнил, как с Юркой соорудили такой же во дворе (лет 5 — 6 назад), и он учился делать «склёпку». Он сделал, а я нет. У него было упорство, а у меня не было. Ничего, сделаю обязательно.
«Купаюсь каждый день». Короткая, ничем непримечательная фраза. Но сколько было пережито, пока появилась возможность написать ее так буднично!
Однажды Сашка поспорил с бригадниками, что как только тронется река, он начнет ежедневно, в любую погоду, купаться. Те только хмыкнули.
Но слово у Сашки оказалось крепкое. Наступил день, когда речка треснула, и по густой воде поплыли серые, неряшливые куски льда. Кончив работу, Сашка отправился на берег и скинул тяжелую, зимнюю амуницию. С минуту он смотрел на вязкую, словно деготь, воду, потом не спеша вошел в нее и поплыл. Он не оглядывался и поэтому не видел застывших на берегу людей, изумленно глядевших даже не на него, плывущего между колючих льдин, а на следы его босых ног, четко впечатанные в рыхлый снег.
А потом это вошло в привычку, и никого больше не удивляло, что Сашка Назаров купается до самой глубокой осени.
...Те два раза я думал о свободе воровской, свободе узкой и глупой. Теперь — совсем другое дело.
Да, оба раза он мечтал не о трудовой славе. Первый арест — за пьяную драку. Милиция. КПЗ. Все стены исписаны. Сашка тоже нацарапал: «Александр Назаров поплыл по 182-й ст. ч. II...» Уголовный кодекс он знал назубок, а «Настольный справочник следователя» стал и его настольной книгой.
Сидеть было весело: компания подобралась своя, кормили хорошо. И Сашка не дрейфил. Только когда ночью переводили в «Матросскую тишину» и за «воронком» с лязгом закрылись тяжелые железные ворота, что-то екнуло внутри.
Год в детской колонии пролетел незаметно. И когда усталый пожилой человек, оформляя ему документы, спросил, не подымая от бумаги глаз: «Ну, опять воровать будешь?» — Сашка бодро ответил: «Буду, гражданин начальник!»
Потом условно год исправительно-трудовых работ за сопротивление властям при аресте. Взяли прямо на «хате». Отбывал наказание, работая грузчиком в одном из московских стройуправлений. Но больше бюллетенил. За это время «зарабатывал» столько, что грузчикам и не снилось. Троллейбус, в котором лазил по карманам, называл ласково — «палочка-выручалочка»...
...Сегодня плотничал с одним парнем — Толиком. Первый раз за все три срока встретил человека, действительно неправильно осужденного. Разговорились. Он охотно рассказал свою историю. Был передовиком на производстве (сам он из Вольска), учился, занимался спортом, короче, был всеобщим любимцем. Получилась у них какая-то глупая драка, и начал-то не он первый, а приписали ему грабеж через 19-ю и дали десять лет. Тут вмешались товарищи по производству. Ему скинули пять лет. А сейчас в редакцию «Комсомольской правды» написали 500 его друзей, и, вероятно, его освободят.
Позавидовал ему — 500 друзей! А кому нужен я? Какие у меня друзья? Ни одной сволочи нет до меня дела. А ведь я отдавал всю душу этим «друзьям»! Тысячу раз прав Мишка, старший брат, говоря, что в воровской жизни нет места чистым отношениям. Какая, и черту, может быть здесь чистота, когда каждый думает, как бы содрать шкуру с другого! Подлый мир, действительно подонки общества, помои...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.