Даже на покрасневшем от напряжения лице Бундовца можно было заметить румянец смущения.
– Что вы, что вы, какой уж там из меня филантроп? Я просто отдыхаю. Сменил чертежную Доску на вот эту мотыгу. Знаете, на заводах прибивают таблички: «Работаешь стоя – отдыхай сидя; работаешь сидя – отдыхай стоя». Все просто, как божий день.
Уже подходя к площадке на краю обрыва, Славка и Боцман увидели Зинаиду Гавриловну. Старушка сидела на камне, а молоток и дранки валялись у ее ног. Тонкие морщинки на сухих, желтых руках казались вырезанными искусным косторезом.
– Здравствуйте! – сказал Славка. Зинаида Гавриловна подняла на
него покрасневшие, точно от бессонницы глаза.
– Будет обидно, если я не дострою эту Рэдингскую тюрьму, как тут выразился ваш приятель, – вместо приветствия сказала она. – Очень будет обидно. Я что-то стала сильно уставать.
– Надо беречь голову от солнца, – решительно сказал Славка. – Заведите пробковый шлем, такой, как Семен привез из тропиков.
– Это какой Семен? Лодочник, что ли?
– Да, начальник причала.
– Лодочник, – упрямо повторила Зинаида Гавриловна. – Только он его ниоткуда не привозил. Этот шлем ему при мне подарил один индонезиец несколько лет назад. Семен по утрам до срока выдавал ему лодку. Тогда шла ставрида, и самодурщики с вечера занимали очередь.
Славка смущенно крякнул, а молчаливый Боцман, отвернувшись, небрежно сплюнул сквозь зубы.
После памятного Славкиного монолога Валерик ни на шаг не отходил от него. Вместе с Борисом они ловили крабов на берегу под камнями, вместе варили их на костре. Пить Борис действительно перестал. Славка боялся верить, что это всерьез и надолго, и тем не менее о выпивке старался не упоминать даже в случайном разговоре.
Походы на кладбище якорей теперь прекратились вовсе. В последние дни у Славки сильно разболелись уши. Купались главным образом на мелководье. Мальчишка учился плавать с маской, подаренной ему Борисом. Вокруг все было ново, и в его глазах вспыхивал тот огонек неистребимого любопытства, который в свое время заставил Колумба гнать каравеллы через бурную Атлантику. Карманы Валерки были теперь набиты рыболовными крючками, ракушками и обкатанными голышами с цветными прожилками. Мальчишка впервые в жизни не испытывал одиночества. Он уверовал в силу и бескорыстие мужской дружбы.
В субботу они полдня провели на берегу. Славка привязал бороду из водорослей, изображая морского царя. Валерка смеялся, в восторге подбрасывая над головой пригоршни горячего песка. Пришел Боцман с двумя старшими сыновьями Бундовца. С глухонемым мальчишкой ребята объяснялись языком выразительных жестов, совсем как дикари-туземцы с открывателями новых земель.
– Я слышал, – заговорил Борис, когда они остались наедине со Славкой, – я слышал, что где-то, кажется, в Ленинграде, есть специальная школа для таких пацанов. Их там учат говорить на общечеловеческом языке.
– По-моему, такая школа и в Москве есть.
– Серьезно? Я не слыхал.
Подошел Боцман и улегся на горячий песок черным и тугим, как волейбольная камера, пузом.
– А все-таки жаль нашего акционерного общества, – вздохнул Славка. – Погибла такая великолепная идея.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.